Тахиров отстраняется от меня ненадолго, но лишь для того, чтобы прошептать на ухо слова, от которых мои и так мокрые трусики влажнеют ещё больше.

— Хочу видеть тебя голой, — по коже расходятся мурашки, когда он приближается к моему виску. — Полностью, Лера.

Мокрая, скользкая и неуклюжая. Стою прижавшись к сильному и красивому мужчине и на мгновение чувствую его своей… всего лишь на мгновение. Хочу быть послушной сейчас для него. Хочу, чтобы он продолжал смотреть на меня так, будто я единственная женщина во вселенной, которую он хочет.

Я осторожно завожу руки за спину и развязываю тонкие веревочки купальника обнажая грудь с затвердевшими сосками, тут же неловко прикрывая её ладонями. Зрачки Тахирова темнеют и затягиваются густой чёрной дымкой. Дьявольские глаза и дьявольский взгляд, который одновременно пугает и манит.

— Ты очень красивая, Лера, — произносит Рустам, внедряя в меня всё больше уверенности и развязанности.

Сейчас он похож на змея-искусителя, который ближе и ближе подводит меня к порочной черте. Я убираю ладони от груди и чувствую себя гораздо увереннее после его слов, позволяя ему смотреть на себя столько, сколько он того захочет. Рустам приподнимает меня руками за ягодицы, я обвиваю его талию ногами и оказываюсь прижатой к стене.

— Спасибо за комплимент, — произношу перед тем, как губы Тахирова захватывают мой сосок и втягивают в себя. — А ты опасный Рустам… даром, что красивый.

Голос становится тише и тише, по мере того, насколько сильно он ласкает меня языком. Я всхлипываю и запускаю пальцы в его густые мокрые волосы. Тахиров оттягивает один сосок губами, другим — играет пальцами. Мне так сладко и хорошо, что я откидываю голову назад, к холодной плиточной стенке и несдержанно стону.

Почувствовав моё безумное желание Рустам сильнее прижимается к моей промежности своей внушительной эрекцией надавливая и терзая меня всё сильнее. Между ног приятно покалывает, кажется, что если он сейчас же не войдет в меня — я просто умру…

— Пожалуйста… — умоляю его, когда он вдавливается в меня всё сильнее и больше. — Пожалуйста… Рустам…

Долго упрашивать его не нужно. Уже через секунду он развязывает веревочки на моих купальных трусиках и те просто уплывают ко дну. А я… нахожусь на черте. Секунда и он заполняет меня собой, растягивая своим большим размером. До упора и до громкого вскрика. Я царапаю его плечи, прижимаюсь к нему сильнее, впитывая запах его тела в своё. Мне хорошо вместе с ним, как давно и ни с кем не было. Кроме Тимура. Но его сейчас с нами нет — в этот раз я чётко осознаю, что хочу Рустама.

Молчаливого, грубого, порой ненавистного мне. Хочу, чтобы он продолжал в меня вбиваться яростными толчками, до боли в копчике и приятного томления внизу живота. И пусть наша идиллия не продлится долго — я не его женщина и никогда ею не буду, а он — не мой мужчина и дальше нам не по пути… Но сейчас всё чего я хочу, чтобы Тахиров никогда больше не останавливался.

— Если я опасный, так почему же ты сейчас не сбегаешь, Лера? — ухмыляется Рустам, заглядывая своими черными глазами мне в душу.

Его длинные пальцы обхватывают мою тонкую шею. Тахиров замедляет темп, медленно из меня выходит и ждёт, когда я ему отвечу. Провоцирует, выжидает, готовый снова и снова напасть на меня. А я захлебываюсь от желания, нахожусь в секунде от желанного удовольствия, поэтому бессвязно бормочу себе под нос то, что однозначно приблизит меня к развязке.

— Потому что… хочу… тебя, — произношу, всхлипывая и ерзая на месте. — Я хочу тебя, Рустам…

Тахиров удовлетворенно кивает. Его мутные глаза озаряются адовым огнём, и он входит в меня резко, до самого упора. Раз за разом, до ярких искр перед глазами, до сотрясающих тело конвульсий. До полного сумасшествия моего и его, потому что за одним резким толчком следуют и другие. Быстрые, чёткие и болезненно-сладкие, пока Тахиров не делает финальные — последние. Пока не изливается в меня с громким рыком и не целует меня коротко в висок.

— Я тоже тебя хочу, Лера. Всегда хочу, — произносит хриплым голосом и отпускает горло.

Не знаю сколько мы стоим так — прижавшись друг к другу после обоюдного удовольствия, но моё тело остывает без его ласк и начинает вновь дрожать от холода.

— Ты замерзла, нужно выходить, — произносит, очнувшись Тахиров.

Я согласно киваю и, не размыкая объятий, иду вместе с ним на выход из бассейна. Одной рукой Рустам держит меня под ягодицы, другой — выбирается на поверхность, придерживаясь за поручни. Легко и без особых усилий, словно я — всего лишь пушинка в его сильных мужественных руках.

Спрыгиваю на кафельный пол я только тогда, когда моя эйфория отступает, когда мы подходим к шезлонгам и я в панике начинаю искать своё неизвестно куда подевавшееся полотенце. На щеках алеет румянец, когда я стою перед ним обезоруженная, голая и впервые не знаю, что сказать после его признания.

Рустам отдает мне своё полотенце — большое и теплое. Накидывает на обнаженное тело и укутывает словно маленького ребёнка, растирая плечи.

— Ты все ещё дрожишь, — произносит Тахиров, когда находит полотенце поменьше и обматывает им свои бедра.

— Все нормально, это пройдет, — отвечаю ему чуть улыбнувшись.

Хочется добавить, что, кажется, я перестаю дрожать только в его объятиях и ласках, но в этот самый момент изображение видеоняни показывает мне, что Надюшка начинает ворочаться в своей кроватке и, в конце концов, раздается истошным криком.

— Мне пора, — подхватываю видеоняню, придерживаю полотенце так, чтобы оно не размоталось и не упало, нахожу свою обувь и бросаюсь бежать прочь.

Подальше от возникшего смущения и неловкости. Подальше от странных мыслей и чувств, завершая этот безумный вечер на нужной ноте.

Серые заплесневевшие стены, несносная вонь в подъезде, ветхая лестница, ведущая на второй этаж. Этот барак давно готовили под снос, а владельцам обещали новые квартиры, но разговоры только и закончились разговорами. Барак как стоял, так и стоит. Отец всё надеялся, что вместо своей конуры размером со спичечный коробок ему выдадут хорошенькую квартирку в новостройке, где он непременно начнет новую жизнь и пить, обязательно, перестанет.

Запах становится таким тошнотворным, что я прячу лицо в вязаном шарфе. Привычно толкаю ногой дверь, ведущую в папину комнату, потому что в обеих руках у меня пакеты, набитые едой. Хиленькая дверь тут же поддается, и я переступаю порог, замирая от шока.

Нет, к такому жизнь меня определенно не готовила. Обвожу пристальным взглядом убранную комнату и несколько раз подряд зажмуриваю глаза. Думаю, что видение исчезнет, но не тут-то было — вместо склянок-банок-пустых бутылок на кухонном столе застелена скатерть и стоит ваза с печеньем и конфетами. В углу вместо дохлой полуразвалившейся раскладушки — старый, но вполне пригодный диван-малютка. На полу не валяются окурки, не растоптана грязь и не летают роем мухи. До идеала здесь далеко, но прибрано и опрятно настолько, насколько позволяет данная обстановка.