Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грейс хотела дождаться еще платформы с Анитой, но случайно взглянула на часы, ужаснулась и чуть ли не рысью понеслась к винному магазину. Нужно было еще успеть купить вино — и не какое попало, а белое французское!
Всю дорогу домой она хихикала, вспоминая, как индейцы гнались за грузовиком. Войдя, взглянула мимоходом на дерево, еще раз похвалила саму себя: ай, как хорошо получилось! — и крикнула, пробегая на кухню:
— Извини, что я задержалась, просто на парад очень забавно было смотреть, зато я купила на ужин лангуста, сделаю его в майонезе! Вку-усно!
Ответа не было.
Спит он, что ли? Или опять на чердак забрался со скуки? Грейс бросила пакеты с покупками и вприпрыжку понеслась в чулан. Интересно, Рейлан оценит ее новую прическу?!
На застеленной кушетке спали Базиль и Вайти — при ее появлении они подняли головы.
— Ребятки, вы куда Рейлана дели? — весело спросила Грейс. — На чердак выжили?..
И вдруг, каким-то непостижимым, шестым чувством поняла, что его нет и там…
Голову закололо, словно ледяными иглами; показалось, что в чулане внезапно потемнело. Она растерянно обвела взглядом стены: нет, этого не может быть — он наверняка должен быть где-то здесь!
На подушке лежала книга, из нее торчала бумажка… похоже, записка. Медленно-медленно Грейс протянула руку, достала ее и развернула.
Всего три строчки:
«Извини, я не люблю прощаться.
Приеду, когда смогу. Поверь — у сказки может быть счастливый конец!
Твой Р.»
Грейс не знала, сколько времени она пролежала на кушетке, то застывая в каком-то полудремотном оцепенении, то снова начиная плакать. Сдерживаться не пыталась — зачем, ведь никому больше нет дела до того, плачет она или нет!
В голове мелькали обрывки воспоминаний, его слова, жесты — и было безумно жалко вчерашнего, так бездарно потерянного вечера…
«Жила-была принцесса… нет, королева!»
Рейлан знал, что этот вечер последний, знал — поэтому и просил ее остаться! Знал…
«И была она такая милая и красивая, что ее невозможно было не полюбить…»
Она понимала, что он уйдет — глупо было бы мечтать о чем-то другом. Но не так же, не внезапно! Если бы она пришла немного раньше…
Теперь его уже не удастся нарисовать. И лангуста он не попробует.
Три строчки, всего три строчки — больше ничего не осталось!
«Я по тебе с ума схожу!»
Он даже не попрощался!..
В горле запершило. Грейс встала, опираясь на стенку — казалось, пол под ногами слегка покачивается; шагнула к двери, бросила на ходу взгляд в зеркало и в первый момент не узнала своего лица — оплывшего, обрамленного нелепо торчащими короткими волосиками.
Только зайдя на кухню, она поняла, почему ни один из котов не пришел ее утешать: пока она плакала, они вытащили из пакета и порядком обгрызли никому уже не нужного лангуста.
Гаражная распродажа прошла успешно. Моди согласилась поместить в витрине объявление — и туристы понаехали толпой, восприняв распродажу как еще одно развлечение наравне с выступлениями музыкантов и уличными лотками с сувенирами. Кое-что удалось продать и через магазин — словом, набралась кругленькая сумма.
Грейс давно решила: если получится что-то выручить за это старье — построить рядом с домом небольшую мастерскую, где она могла бы делать керамику. Просто для себя — вазы, панно, статуэтки… и Моди давно на блюдо с кошками зубы точит, ей можно такое же сделать.
Но, получив деньги, она не стала никому звонить, вызывать рабочих, прикидывать, сколько что будет стоить — мастерской можно заняться и потом, ближе к лету, когда будет настроение.
А настроения не было. Не было решительно ни на что.
Первые дни после ухода Рейлана она ждала, что он позвонит, скажет, что у него все в порядке. Не нужно ей никаких ласковых слов, ничего — только знать, что его не поймали и не убили!
Но он так и не позвонил.
Через несколько дней, когда Кип в очередной раз зашел к ним в магазин, Грейс между делом спросила, не поймали ли «того самого бандита». Кип ответил, что нет. И то хорошо…
Она работала с утра до вечера, оставаясь и после закрытия магазина: сначала готовилась к фестивалю, затем проводила инвентаризацию, переоформляла витрину… И сама понимала, что делает это потому, что не хочется идти домой.
А потом все-таки шла. Ела что попало, садилась у телевизора — и упорно заставляла себя не заходить по какому-то надуманному поводу в чулан. Потому что, вопреки ее воле, где-то глубоко внутри теплилась надежда, что она зайдет туда в очередной раз — и Рейлан окажется там. Почему, откуда — неважно.
В конце концов Грейс говорила самой себе: «Какого черта?!» — и заходила туда специально, чтобы избавиться от наваждения. Но там по-прежнему ничего не было, кроме коробок и кушетки. Не было даже подушки, пахнувшей его волосами — белье, давно постиранное, лежало в шкафу.
А потом пришло письмо…
Грейс поначалу даже не обратила на него внимания. Вынула на ходу из ящика, бросила короткий взгляд — обратного адреса не было. Подумала: «Очередная реклама, потом гляну», сунула в карман плаща и заторопилась дальше. И нашла только через несколько дней — искала ключи и случайно наткнулась.
В конверте оказалось официальное письмо на бланке управления полиции Сан-Диего — ее благодарили «за содействие в расследовании». Подписано оно было заместителем начальника ОВР капитаном Кесслером.
Выходит, Рейлан говорил правду…
Не Рейлан — Рик. Ричард Коулман.
О нем самом в письме не было ни слова. Где он, что с ним?! Одно ясно: до Сан-Диего он добрался — целый и невредимый.
А где он теперь — понятно, где. Вернулся к жене. Вернулся, помирился, живет, работает, и все у него хорошо, и наверняка он не рассказал ей о женщине, которая прятала его — рисковала, беспокоилась, лечила, жалела… которая спала с ним и от которой он ушел, даже не попрощавшись.
Хотя сам, может быть, иногда посмеивается, вспоминая…
Вечером Грейс пришла в чулан с бутылкой и пакетом сырных палочек — как когда-то — и села на кушетку. И налила себе полный бокал того самого белого французского вина…
Она пила, разговаривала вслух, даже смеялась. Наверное, если бы соседи увидели ее в эти минуты, окончательно уверились бы, что она ненормальная. Ненормальная с кошками… Коты и впрямь сидели вокруг и прислушивались.
Но разговаривала она не с ними — с Рейланом; он так и остался для нее Рейланом — имя Рик казалось чужим и непривычным.
Вспоминала, как они сидели на чердаке, и как он сердился на нее, и как они танцевали ночью при свечах. Упрекала, что не попрощался, не позвонил…