Тихо, чтобы не разбудить кишона, Майя потерла глаза. Аргус лежал рядом, положив голову на передние лапы. Майя потянулась погладить его: ей было жаль, что прошлой ночью она так напугала пса.

В кронах деревьев пели птицы, пляшущие в воздухе мошки создавали иллюзию покоя. Майя знала, что в лесу солдаты короля. Но ведь лес такой большой! Поди еще найди в этом лесу человека, который очень старается спрятаться!

Поглаживая Аргуса, Майя снова стала думать о Валравене. Воспоминания о канцлере были окрашены теплотой и печалью. Его действия — его жертва — привели к тому, что орден Дохту-Мондар был изгнан из страны. Валравен знал будущее. Он понимал, что все это очень плохо кончится.

С его смертью поползли слухи о пробуждении зла. Король призвал Валравена в Коморос, дабы судить за измену. Все понимали, что канцлер будет осужден и казнен, ибо король не простит ему предательства. Но по дороге в столицу Валравен заболел лихорадкой и умер, не достигнув цели своего путешествия. Его тело было помещено в костницу, над которой выстроили мавзолей. Поговаривали, что канцлера отравили, однако расследование этого не подтвердило. Он умер изменником, и его земли и богатства отошли короне. Прочие дохту-мондарцы под страхом смертной казни покинули страну в двухнедельный срок.

С их уходом начали твориться страшные вещи.

Пришла весть о том, что в самом сердце страны завелись дикие кабаны, которые стаей нападают на деревни и убивают детей. На борьбу с кабанами были отряжены охотники; охотники ничего не смогли поделать. В лесах свирепствовали волки. Многие яр-камни в отсутствие дохту-мондарцев не могли служить людям, и потому простолюдинам пришлось своими руками таскать воду и заготавливать дрова. Конечно, среди мастонов тоже были те, кто умел обращаться с яр-камнями, однако таких людей было значительно меньше, нежели дохту-мондарцев. Изнурительный труд озлоблял, и настроения в народе бродили самые мрачные.

Вскоре по всему королевству начали вспыхивать восстания, однако это было еще не самое худшее: поползли леденящие душу слухи, один страшнее другого. Какой-то крестьянин взялся за серп и вырезал полдеревни. Мать утопила в колодце троих детей. Мальчишка поджег общий амбар с зерном, один на всю деревню, — а ведь зима на носу! Страшные слухи ползли и множились, им не было числа, и придворные сплетничали о последних событиях, а король издавал все новые и новые законы, которые запрещали то и это. Но как ядовитый ручей отравляет любого, кто выпьет из него воды, так и безумие захватывало всех без разбора. Никто не знал, где оно расцветет в следующий раз, ибо безумие расползалось хаотично и предсказать, кого оно поразит, было невозможно. Все случившиеся трагедии объединяло лишь одно: при дохту-мондарцах ни о чем подобном и слыхом не слыхивали. Но дохту-мондарцы были изгнаны, и Коморос стал другим. Пошли слухи о новой Гнили.

Майя убрала назад волосы и прислушалась к стрекоту каких-то неизвестных насекомых, которые переговаривались друг с другом среди бескрайнего леса.

Вдруг Аргус поднял голову и навострил уши. Светлая шерсть на загривке вздыбилась. Пес низко, утробно зарычал.

Майя тронула кишона за колено.

Кишон сразу же открыл глаза.

— Прошу прощения…

Она прижала палец к губам в немом призыве: молчи.

Кишон потер глаза, перекатился на одно колено, вздернул голову, прислушиваясь. Жестом приказав Майе оставаться на месте, он ступил в мягкую грязь ручья. Не доходившая даже до колен вода скрадывала шум шагов; кишон пригнулся, прошел под упавшим стволом дерева и был таков. В горле у Аргуса клокотало; Майя погладила его, пытаясь успокоить. Но пес все так же прижимал уши и даже не пожелал вильнуть хвостом.

Очень скоро кишон вернулся и жестом велел Майе идти за ним по ручью. Схватив заплечный мешок, девушка ступила в холодную воду, и из-под башмаков у нее поднялись облака грязи. Пригнувшись и подобрав плащ и юбки, она пролезла под упавшим деревом и вышла на залитый солнцем берег по другую его сторону. Мимо с задорной трелью пронеслась какая-то птаха.

Кишон ждал ее за деревом.

— Я слышу голоса. Оттуда, — шепнул он ей на ухо. — Пригнитесь и идите за мной.

Майя послушно пригнулась и потрусила за кишоном. Он все так же шел по ручью, пряча звук своих шагов за журчанием воды. Росшие по берегам папоротники почти не скрывали беглецов. Сердце грохотало от страха. Бежавший за Майей Аргус вдруг завилял хвостом и уставился куда-то за деревья.

Через несколько секунд Майя услышала голос Джона Тейта:

— Говорю же вам, никогошеньки не видал, почитай уж три дня один брожу, вот разве что вас повстречал. Что я, врать буду? Лесоруб я, валю себе лес потихоньку, никого не трогаю. А вам лесоруб не нужен? Я и дрова колоть могу, у меня рука легкая…

— Помолчи! — грубо приказал кто-то. — Болтун!

— Как скажете, господин мой, как скажете. Мое дело маленькое, только ведь солдаты кострами не брезгуют, а где костер, там и дрова надобны. А уж я колоть умею, вы обуться не успеете, а у меня уж поленница готова…

Майя не смогла сдержать улыбки. Джона Тейта схватили, а он нашел способ их предупредить и стал болтать как можно громче.

— Молчать! — оборвал другой голос.

Аргус зарычал.

Майя попыталась схватить его за ошейник, но Аргус юркнул в густые заросли папоротника и бросился к хозяину.

— Собака! — закричал кто-то.

Кишон вполголоса выругался.

За спиной хрустнула ветка. Выхватив кинжал, кишон развернулся, но тут что-то просвистело в воздухе и ударило его в голову. Кишон упал и остался лежать. Майя бросилась на колени рядом с ним и перевернула бесчувственное тело. Она боялась увидеть стрелу, но стрелы не было. Кишон лежал неподвижно.

Снова раздался свист. Что-то ударило Майю в висок.

В глазах у нее потемнело, и девушка без крика упала в папоротник рядом с кишоном.

Майю разбудила пульсирующая боль в виске. Еще прежде, чем ей удалось открыть глаза, девушка ощутила сильную качку, которая не позволяла понять, где верх, а где низ. Руки Майи были туго стянуты в запястьях, локти притянуты к телу, щиколотки связаны. Майя рванулась было из пут, но тотчас же взяла себя в руки и совладала с охватившей ее паникой.

Ее ложе раскачивалось из стороны в сторону. Недоумение Майи длилось недолго: она поняла, что ее несут на импровизированных носилках, сделанных из двух длинных палок или шестов с натянутым между ними одеялом. Один носильщик шел впереди, другой сзади. Майя моргнула. Небо успело побледнеть, лес наполнился фиолетовыми тенями. Процессия вилась между деревьев, а вокруг нее шелестели Бесчисленные. Они были повсюду.

Майя заставила себя успокоиться и сосредоточиться. Она не беспомощна: у нее есть магия. Сейчас она призовет…

Тут Майя поняла, что кистреля у нее больше нет.