– Ребята… – проговорила Кейт.

Ее голос разбудил Софи. Она выпрямилась и смущенно взглянула на отца. Глаза ее были пугающе пусты, как у рыбы.

У Джека перехватило дыхание. Страху, который он старательно держал под контролем, хватило одного ее взгляда, чтобы показать, насколько зыбка выстроенная им оборона.

А когда он снова посмотрел на дочь, то увидел обычные глаза Софи.

Он поежился.

– Не завести ли мне бодрящую музыку, а? Софи в ужасе вытаращила глаза.

– Не-е-е-ет!

Джек вскочил на ноги, подсоединил свой айпод к музыкальному центру и выбрал запись, на которой сводный оркестр шотландских волынщиков исполнял марш, изначально предназначенный для изничтожения англичан с расстояния в пять миль – даже при ветре, дожде и тумане. Кейт поспешно выскочила из комнаты. Джек прибавил громкость.

На полках задребезжали кубки. Застучали и зазвенели окна. «Представляю, как морщатся соседи, небось, затыкают уши…» – ухмыльнулся Джек. Дома разделяла невысокая стенка, которую он предпочитал считать оборонительным валом Адриана.

Джек поднял Софи на ноги и проорал во всю глотку:

– Господи боже, Софи! А ну-ка перекричи эти волынки и скажи мне, что чувствуешь себя лучше!

Софи заткнула уши пальцами.

– Не помогает!

– Что ты такое сказала, моя уже совсем большая девочка? Не слышу! Мешают четыре тысячи шотландцев в клетчатых юбках. Они посылают лейкоз куда подальше!

Софи изо всех сил попыталась нахмуриться, но не выдержала и улыбнулась.

– Молодчина!

Они еще с минуту слушали марш, Софи даже удалось немного поплясать с отцом. Джек был счастлив. Счастья во Вселенной вообще-то имелось весьма ограниченное количество, и он вполне мог представить, что где-то на земле отец другой больной девочки слушал «Реквием» Моцарта и даже не думал плясать.

Когда Софи отдышалась, Джек вынул из холодильника батончик «Марс», разломил пополам и протянул половинку дочери.

– Съешь, – посоветовал он. – Все, что нужно для жизни, это карамель, шоколад, а еще – таинственное бежевые таблетки. Витамины, наверное.

Он усадил Софи на стул и стал смотреть, как она жует. Оркестр умолк.

– Пап, можно тебя спросить?

– Конечно, моя девочка. О чем?

Софи вздохнула. Судя по выражению лица, Джек был сейчас для нее не самым ярким источником света.

– С мамой все в порядке?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

Софи опустила глаза и покраснела. Положила руку на стол, вторую – поверх нее, поменяла руки местами. Она повторяла эти движения все быстрее.

– Так в чем дело? – спросил Джек. Софи резко опустила руки.

– Она хорошо тренируется? Как надо?

– Конечно.

– А вчера не из-за меня пропустила тренировку?

– Нет. У нее по расписанию был выходной. И у меня, и у Зои.

– Честно?

Джек перекрестился.

– Вот те крест!

– Хочу, чтобы мама выиграла золото в Лондоне.

– Я тоже хочу.

– Ее очередь, пап. Джек вздохнул.

– В спорте очередей не бывает. Выигрывает тот, кто быстрее.

Софи смотрела на него в упор.

– А вдруг она не будет самой быстрой из-за меня? Джек погладил дочь по щеке.

– Послушай, Софи. Вот если ты спросишь маму, она наверняка скажет тебе, что в жизни есть многое поважнее побед.

Софи отвернулась. И Джек тут же понял, что сморозил глупость. Он повернул дочь к себе. Она понурилась, опустив плечи.

Джек растерялся. Конечно, нетрудно повернуть ребенка к себе лицом. Это так просто сделать, особенно когда ты – сверхчеловек в шесть футов ростом. Но это не главное. Надо знать, что ей ответить.

– Может быть, тебе стоит поговорить об этом с мамой, – бережно произнес Джек.

Софи пожала плечами.

– С ней я не могу говорить, как с тобой.

– Почему?

– Не могу, и все.

Джек почувствовал, как что-то сжалось в груди – до боли. Кого ему вдруг стало нестерпимо жаль – себя самого, дочку или жену, – он не понял. Никогда он не задавал себе такие вопросы. Ему-то казалось, что Кейт ближе к дочери. С тех пор как Софи появилась на свет, между ними сразу возникла крепкая связь – ведь они столько времени проводили вместе, если сравнивать с теми, кто ежедневно с утра уходил на работу. Наверное, Джек знал свою дочь лучше, чем другие отцы, но порой он чувствовал себя виноватым за свое непоколебимое ощущение радости – а ведь Софи приходилось терпеть такие мучения. Иногда ему казалось, что его хорошее настроение проистекает из того, что время от времени он позволяет себе отвлекаться. Кейт, конечно, страдала сильнее. Это ведь она сходила с ума из-за питания и ухода, это ей приходилось бросать все на свете, когда наступало ухудшение. Это она вставала по звонку будильника трижды за ночь, чтобы проверить, как спит их дочь. А вот теперь вдруг выяснилось, что для Софи он ближе.

Джек опустил глаза и в отчаянии уставился на свои ладони.

– Я тебе рассказывал, что именно я первым взял тебя на руки? – тихо спросил он. – Тебе тогда было всего девять часов от роду. Я понятия не имел, как нужно держать младенца. Мне показали, как вымыть руки и надеть латексные перчатки, как просунуть руки в отверстия крышки бокса. А потом ничего уже не говорили. Я стою, просунув руки в эти самые дырки, а ты, такая крошечная, лежишь на голубом пластиковом матрасике, и к тебе подключено множество тонких трубочек… Я спросил: «Что мне теперь делать?» – они ответили: «Просто возьмите ее». А я так боялся тебя уронить! Я не знал, как сделать такую простую вещь – взять тебя на руки. Иногда я и теперь этого не понимаю.

– Все в порядке, – отозвалась Софи. – Я понимаю. Они обнялись крепко-крепко, и Джек отнес Софи наверх, в ее комнату, чтобы она отдохнула.

Когда Кейт вернулась в кухню, Джек уже был там; он заваривал чай.

Кейт рассмеялась.

– Настоящий чай, в чайнике? Признавайся, что ты сейчас натворил?

Услышав ее голос, Джек вздрогнул и оглянулся.

– Ты о чем?

– Ты ведь привык к чаю в пакетиках. Настоящий чай готовишь только тогда, когда хочешь передо мной извиниться.

– Правда?

– Ага. В первый раз – когда забыл поздравить меня с годовщиной свадьбы, во второй – когда твой отец ни с того ни с сего решил меня поцеловать.

Джек удивился.

– Надо же. А мне и в голову это не приходило. Кейт чмокнула его в щеку.

– Я тебя могу читать, как книгу.

– Какую книгу?