— Что ты делаешь?

— Щелок смываю, — растерянно ответил Середин. — Я тебя помыл, чтобы осмотреть… Ну раны осмотреть.

— Ты… — До девушки запоздало дошло, что она находится в его присутствии совершенно голая. Она ойкнула, прикрыла рукой грудь. Спохватившись, опустила ладонь на низ живота. Снова дернула вверх. Опустила. Однако мест, которые требовалось прикрыть, было слишком много, а рук так мало — причем левой она опиралась на скамью. Тогда ведьма просто села и положила ладонь ведуну на глаза. — Где моя одежда?

— В печке.

— Где?! — Забыв про стыд и Олега, шаманка кинулась к очагу, присела перед открытым зевом, что-то тяжко простонала.

— Ну что, лягушонка, сгорела твоя шкурка? — усмехнулся Середин.

— Как? — не поняла его девушка.

— У меня на родине есть такая сказка, про царевну-лягушку. Как царевич женился на жабе, а та в красавицу превратилась. Он увидел, как она ночью лягушачью шкурку снимает, стащил ее и сжег в печке… — Что случилось потом, ведун благоразумно умолчал.

— Там же были амулеты, обереги, четки, кости, снадобья… — в отчаянии всплеснула руками шаманка.

— И все это не стиралось ни разу с самого твоего дня рождения, — дополнил Олег. — Хотя для этого ты слишком молодо выглядишь. Скорее, это все не мылось еще лет пятьдесят до твоего рождения.

— Ничего не осталось…

Олег промолчал. Он вдруг подумал, что раненая ведет себя подозрительно бодро и резво для человека, лишь пару секунд назад очнувшегося после многочасового беспамятства. Тут вдруг у шаманки закатились глаза, и она обмякла, мягко завалившись набок.

— Урга! — подскочил Середин, поднял ее на руки, отнес обратно на скамью, присел рядом. Провел пальцем по виску и щеке, поправляя волосы, как бы случайно задел им кончик носа, опустил к подбородку, осторожно провел по шее, ключице, добрался до груди и двинулся дальше, к животу. Кончиком языка коснулся ее соска и тихо сообщил: — У тебя веки дрожат…

Шаманка напряглась — но получилось еще хуже.

— …и дыхание неровное.

— Пускай, — ответила она. — Еще никогда в жизни ко мне не прикасался ни один мужчина. Не знала, что это так приятно.

Олег улыбнулся, наклонился к ее устам — и из них тут же вырвался истошный крик:

— Бо-ольно!

Середин отскочил, девушка, хватая ртом воздух, схватилась за бок.

— Это ребра, — сразу понял ведун. — Вот проклятие! Похоже, несколько ребер тебе все-таки сломали. Лежи спокойно, я сбегаю к Любоводу за тканью. Плотно замотаем, через месяц срастутся.

— Ты приведешь его сюда?! — забегала глазами по сторонам Урга.

— Вот уж фиг, — пообещал Олег. — Как-нибудь обойдется.

* * *

Любовод увидел Ургу только через день, когда двое раненых, отлежавшиеся в теплой бане, распаренные и свежие, поднялись на свежий воздух. Новгородец без особого любопытства скользнул взглядом по молодой девахе, опирающейся на руку друга. Мало ли кто мужика в бане развлекал? Дело понятное, ласки каждому хочется. И тому, кто скитается год за годом, не имея ни кола ни двора, и тем, кто по воле правителей без мужиков который год в городе тоскует. Он лишь ненадолго спустился вниз и тут же выбрался:

— Карга старая ушла? Живая? Ну и славно. Я-то уж боялся, закапывать придется. Бабы от нее шарахались. Самому и рыть, и таскать довелось бы. Эти дуры упрямые — как упрутся, быком не сдвинешь.

— Как там дела с войском нашим? — перебил друга Олег. — Скот собрали? Хан из поездки к родичам вернулся?

— Да поди собрали скотину, — предположил купец. — Чай, второй день на исходе. Отсель ведь не углядишь, друже.

— Ты мне две лошади оседлал?

— Тебе и этой… Откель я помыслить мог, что убежит ведьма?

— Хорошо, что две, — кивнул ведун и похромал к внешней стене. Пострадавшая куда серьезнее Урга выглядела заметно бодрее: невидимая под одеждой тугая повязка на нижних ребрах ее только стройнила.

Купец покосился на красотку, одетую в принесенные им же замшевые тапочки, шаровары и замшевый казакин, подбитый горностаем, и на лице его отразилась тяжелая работа мысли. Он забежал с другой стороны, негромко поинтересовался:

— А эта откуда взялась?

— Это Урга, — представил спутницу Олег.

Любовод, бывший старостой Птуха всю зиму, знал немногочисленное население города в лицо, а потому врать, что это кто-то из горожанок, смысла не имело. Рассказывать правду ведун тоже не хотел. Во-первых, потому что долго, во-вторых — совершенно неправдоподобно, а в-третьих — чтобы к шаманке опять не начали относиться как к ведьме. А то ведь одни шарахаются, другие ненавидят — одежду с раненой снять и помыть беспомощную побрезговали. И это притом, что с каждой бедой или болячкой — наверняка к ней же и побегут.

Новгородец чуть приотстал и замолчал. А когда Середин, спустившись вниз и подсадив девушку в седло, тоже поднялся в стремя, вдруг восхищенно издалека прошипел:

— Ты ее сделал! Ты ее сделал, да? Вместо Урсулы, как надоела, эту, с мечом, сделал. Теперь, когда та строптива оказалась, эту… Всего за день! В бане, из дерева и воды!

Олег вздохнул. Объяснить, откуда среди снега и диких гор рядом с ним из ничего могла появиться Роксалана, было еще труднее. Вопросы с путешествием во времени и последующим возвращением в этом мире никак не котировались. В связи с полным непониманием самого времени как пространственной величины. С таким же успехом можно расхваливать программисту из двадцать первого века достоинства катанного сэкмена перед набитным.[5]Все равно он не знает ни первого, ни второго и ни третьего. Проще было промолчать.

Любовод прошел мимо лошади шаманки и, как бы ненароком, коснулся ее ноги. Поднялся в седло, покачнулся — и задел руку. Всадники тронулись в путь. Шагом — при сломанных ребрах рысь была слишком тряским аллюром. Урга могла перенести только шаг или галоп.

Новгородец почти две версты ехал с некоторым отставанием, затем нагнал Олега, пристроился со свободной стороны:

— Экие ладные они у тебя получаются! — восхищенно прицокнул он языком. — Что та, злая, что эта. Вестимо, лучше живых смотрятся. Скажи, ведун, а она детей рожать способна?

Олег покосился на Ургу. Шаманка с не меньшим интересом смотрела на него, дожидаясь ответа.

— Не знаю, не пробовал, — обтекаемо ответил Середин.

— Э-э, — разочарованно потянул купец. — Ну да, к чему тебе? Коли надобны будут, из ничего сделаешь, тебе недолго. Тебе токмо для баловства. О наследниках заботиться ни к чему. Вестимо, у колдунов детей никогда не бывает. Токмо ученики, коли напроситься сумеют.

Всадники перешли брод, через овраг выбрались на противоположный берег и тут же наткнулись на дозор. Олега это порадовало: стало быть, порядок в войске уже восстановлен, служба идет, — раз даже с тылу охранение имеется, то впереди должно быть тем более.