Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Базьяк хлопнул в ладоши и прибавил:
– Ну чего ждем? Долгих сердечных проводов? За дело, и побыстрее!
╬
Выйдя на улицу, Энджи нырнула под выступ балкона, чтобы позвонить отцу. Слушая гудки, она увидела, как Лео и Хольгерсен вышли из здания и укрылись под карнизом чуть поодаль. Хольгерсен наклонился, и Лео зажег ему сигарету. Энджи повернулась к ним спиной, когда отец снял трубку.
– Папа, это я. Как мама сегодня, получше?
Отец тяжело вздохнул:
– Никакого «лучше» ждать не стоит, Эндж, все будет только хуже. Она перевозбуждена, встревожена, растеряна из-за переезда. Сейчас ее накачали седативами.
Энджи стало больно от безнадежности, слышавшейся в голосе отца. Он остался совсем один… Она покосилась на куривших и смеявшихся копов. Что она делает со своей жизнью? На каком месте для нее семья? Эти вопросы вдруг приобрели важность и стали реальными. Энджи подумала о Лорне Драммонд и ее жестоко убитой дочери, об ощущении безвозвратно утраченного времени.
– Я попытаюсь съездить… – Поколебавшись, Энджи добавила: – Нет, я обязательно заеду сегодня, обещаю, как только выдастся минута.
– Да, Энджи. Конечно.
Закусив губу, Энджи бренчала ключами от машины.
– Кстати, пап, а в каком году мы проводили твой академический отпуск в Италии?
– А что это ты вдруг?
– Я… перебирала старые фотографии, которые ты мне отдал, и заинтересовалась.
Отец секунду помолчал.
– Мне нужно посмотреть, я точно не помню.
– Но это же было в год автомобильной аварии? Мы ведь больше не ездили в Италию?
Снова пауза.
– Энджи, что происходит? – спросил отец, и Энджи поразилась, как изменился его тон.
– Да ничего. Просто на обороте снимка из Рима мама написала «1984», и эта же дата стоит на фотографии из Неаполя, а мне казалось, мы были в Италии в восемьдесят шестом – с тех пор я и хожу со шрамом на лице.
Новая странная пауза.
– Наверное, мама перепутала. У нее уже начинались… симптомы.
Попрощавшись, Энджи несколько секунд соображала, сильный ли дождь. Смена папиной интонации удивила и встревожила, но, если мама в то время уже теряла связь с реальностью и временем, это все объясняет…
Из отделения вышел Мэддокс, и внимание Энджи переключилось на него. Он показался ей надменным и очень эффектным в черном шерстяном полупальто и белоснежной рубашке с бордовым галстуком. В движениях Мэддокса чувствовалась властность, которая зацепила ее внимание (и либидо) в ночном клубе. Да, надо было сразу его раскусить и догадаться, что перед ней полицейский, военный или представитель какой-нибудь силовой структуры.
– Нас ждет доктор О’Хейган, – напомнил Мэддокс, подходя.
– Встретимся в морге. – Энджи шагнула под дождь и направилась к «краун вик».
– Мы можем поехать на моей машине! – сказал ей вслед Мэддокс.
Энджи обернулась:
– Я привыкла быть за рулем.
– Прекрасно, – сказал он, подходя и подавая свои ключи. – Поведешь мою.
– А чем плоха моя машина?
– Ты хочешь, чтобы пес ее описал?
– Что?!
– Собачья нянька отказалась в последний момент, другая не освободится до вечера, так что Джеку-О придется поскучать в машине. Иногда он прямо там и писает. Его одеяло, миска и прочая амуниция – все там.
– Ты шутишь?
Мэддокс бросил Энджи ключи, которые она ловко поймала на лету.
– «Шевроле Импала», – сказал он и зашагал к машине.
Энджи недоверчиво смотрела ему вслед. Хольгерсен, подойдя сзади, хмыкнул:
– Удачи с контролем норова, Паллорино.
– Да пошел ты…
– А вы точно не знакомы? – не отставал Хольгерсен. – Старый Лео готов держать пари, что между вами что-то было. Говорит, в морге вас обоих будто гранатой оглушило, так вы уставились друг на дружку.
Энджи выругалась и пошла за Мэддоксом, который уже ждал у «Шевроле», сунув руки в карманы. Дождевые капли мелкими бриллиантиками усеивали его смолянисто-черные волосы. Открыв с пульта замок, Энджи бросила ключи ему обратно.
– Ведите вы, я не против, – резко сказала она, забираясь на пассажирское сиденье. Сзади зарычала маленькая дворняжка.
– Да, действительно воняет, – сказала она, повернувшись поглядеть на пса. Уродливый барбос – помесь джек-рассела неизвестно с кем, и задняя лапа недавно ампутирована. Джек-О снова зарычал, показывая желтые мелкие зубы.
– Повторяю, это пока я не найду ему няньку, – сказал Мэддокс, садясь за руль. – Тогда можно будет толком отмыть машину. – Он захлопнул дверь и пристегнулся. С закрытыми дверями вонь мочи стала сильнее, и Энджи вдруг осознала, как близко от нее Мэддокс. Замкнутое пространство приобрело черты интимности. Их взгляды встретились, и Паллорино захлестнули воспоминания о сексе в мотеле. Зрачки Мэддокса расширились, и она поняла – он тоже думает об этом.
«Я насчет нашего незаконченного дела… Я бы хотел его завершить… Все время думаю о тебе…»
Откашлявшись, она спросила:
– А что вообще с собакой? С лапой что?
Мэддокс завел мотор и задом выехал с парковки.
– Машина сбила. Прямо на моих глазах. Лапа попала под колесо грузовика. Я ехал мимо, остановился и буквально соскреб пса с асфальта. Отвез к ветеринару. Лапу было не спасти, пришлось отрезать. Собаку никто не искал… – Мэддокс пожал плечами. – Может, владелец не захотел платить ветеринару, или пес вообще бродячий. Лечение оплатил я, а потом просто не смог допустить, чтобы бедолагу сбагрили в собачий приют. – Он взглянул на Энджи: – В итоге я его забрал. Ему все равно требовалась повторная операция – это он уже после второго вмешательства.
– А почему Джек-О?[4]
Губы Мэддокса дрогнули в улыбке.
– Сбили его в ночь на Хеллоуин – пытался съесть раздавленную тыкву на дороге. – Он снова поглядел на Энджи, и улыбка стала заметнее, осветив и глаза. – Выглядит он как черт знает что, настоящее пугало. Опять же, местами рыжий, как тыква. По-моему, самая подходящая кличка.
Энджи взвешивала услышанное, и предвзятое мнение совершенно переворачивались в голове. Значит, красавчик из убойного отдела, которого природа снарядила прекрасным большим членом, еще и бродячих животных спасает?
Мэддокс включил печку. «Дворники» поскрипывали. Энджи поглядела на его запястья – подвернутые рукава не скрывали красные растертые следы, оставшиеся после стяжек и страстного секса, – и во рту у нее пересохло. Она перевела взгляд на обручальное кольцо Мэддокса.