– О, бэйби, – соглашается он.

Отказываясь совершать убийство, Мишя не отказывается от возможности заработать, но только по своему сценарию. Связавшись с мадам Аппельбаум по телефону, он предлагает ей купить у него фотографии мужа в обществе любовницы. Чисто теоретически сделать такие снимки несложно, установив в квартире, где он постоянно бывает, камеру.

– Вы можете достать такие снимки?! – Нелли Аппельбаум придерживает ладонью разволновавшееся сердце.

– Да. Это будет стоить десять тысяч баксов.

– Десять тысяч?! Давайте сойдемся на пяти, – торговая одесская кровь дает себя знать в любой ситуации.

– Это не так просто, как вы думаете. И вопрос решаю не я один.

– Частный детектив сделает нужные снимки за меньшую сумму.

– Я – частный детектив, поэтому я вам говорю, что завтра вам такие снимки не сделает никто. А я этими снимками располагаю уже.

– Хорошо, я могу увеличить сумму, но не намного.

Удача сама идет в руки Нелли. Нежданно-негаданно она получает возможность реализовать идею, которая еще совсем недавно казалась несбыточной мечтой. В конечном счете, что эти десять тысяч в предстоящей битве за миллионы? Семечки! Выяснить бы только, не аферист ли этот фотолюбитель. Но как уверенно он говорит! С легким акцентом, но кто в Нью-Йорке без акцента?

И вот липовый детектив приступает к действию. Он идет в магазин В&Н на 34-й стрит и долго выясняет, какая видеокамера нужна для многочасовой съемки в полутемном помещении.

– А меньшего размера есть?

Бородатый продавец идет к полкам, перебирает выложенный на них товар.

– Да, вот эта подходит.

– Шестьсот пятьдесят долларов в кассу, камеру получите на выходе, спасибо, следующий!

Следующая проблема – как ее установить, чтобы Линн ничего не заметила? Черт, как же все сложно! При этом старая вешалка постоянно торопит его и, кажется, готова выложить всю сумму.

Танцор просит у Нелли еще несколько дней, чтобы окончательно согласовать вопрос цены, а в это время Леон включает стоящий в квартире любовницы компьютер. Ему надо освежить в памяти детали интересующей его тяжбы в сетевом архиве Верховного суда штата. Он включает компьютер и видит в почтовом ящике новое письмо. Интересно, от кого оно? От Майка. Кто такой Майк? Что-о? Я – горбатый карлик?!

Его первая реакция – потенциального убийцу надо немедленно остановить, и он вызывает полицию. Он ждет чего угодно, но не этого: Линн в наручниках отправляют для допроса в полицию, а затем – за решетку, где она будет ожидать суда или освобождения до суда под залог. Но не коварная измена заставляет Леона рыдать всю ночь напролет, а то, что он, оказывается, отвратителен той, которая столько раз клялась ему в любви! О, лгунья! О, сука! Какой ужас, а? В то время, когда он наслаждается ее телом, его вызывает у нее гадливость. И это при готовности выполнять все его прихоти! Все! Он размазывает соленые слезы по седой щетине. За окнами погруженной во мрак квартиры горят огни города, где он так безуспешно пытался найти счастье. Город желтого дьявола. Кто это сказал? Какая разница? Желтый – цвет золота и цвет света, открывающего обман. Уткнувшись лицом в подушку, он ощущает густой, горьковато-сладкий запах духов. Какой хороший.

Бахонько, арестованный следом за Кроссбин, тут же соглашается сотрудничать со следствием. Детективы располагают всей историей возникновения и краха любовно-финансового треугольника еще до того, как Леон нанимает коллегу для защиты любимой.

Да, пусть все смеются над ним! Пусть хохочут светские хроникеры «Нью-Йорк пост» и «Дейли ньюс». Он не может, он не хочет и он не будет жить без ее сладких губ, без ее… Ах, что толку перечислять детали! Без нее.

Как меняет человека тюрьма! Всего две недели в камере, и вот уже изменница молит прощения и целует ему руки.

В комнате для свиданий она плачет, как малое дитя. Боже мой, вы только посмотрите, как порозовела и припухла нежная кожа под заплаканными глазками! И вот он уже тоже не в состоянии сдержать слез обиды, благодарности, любви. Мама моя родная, эта влага прибывает с такой скоростью, что когда я ударяю по клавиатуре, она просто так и брызжет из-под пальцев! Нет, если мои герои будут так много плакать, мне точно придется работать в галошах! Скорей бы конец этой мыльной опере.

Короче, через несколько месяцев и сотен тысяч долларов Линн Кроссбин освобождают условно-досрочно. Леон больше не будет работать. Пора и отдохнуть, пожить для себя, попользоваться своим новым сокровищем всласть. После дележа имущества и развода он решил покинуть Нью-Йорк. Теперь они будут жить полгода в Майами, а остальное время в шато, которое он приобретет на берегу озера недалеко от Женевы. Прекрасное место, чтобы растить детей. Медовый месяц они проведут на его яхте в Карибском море. Когда-то они были на этой яхте украдкой от мадам Аппельбаум, а теперь будут бывать чаще – по итогам передела имущества яхта осталась за ним. Надо ее только чуть-чуть обновить, но с этим проблем не будет. Яхта – отличная.

Что до Нелли, то она сейчас пытается утопить пережитое в бокале густого риберо дель дуро, который ей подали в садике ее любимого севильского ресторана «Кораль дель аква». Острая тень листвы колеблется на белой скатерти. На узкой тарелочке треугольник манчего, орехи и мед. Пожилой официант, она знает, не подойдет к ней, пока она не подаст ему едва заметный сигнал. Она не торопится. Торопиться совершенно некуда. Маршрут ее новой поездки пролегает по карте воспоминаний, снов и фантазий. Пока, что она даже предположить не может, что через месяц он оборвется в родной Одессе. Узнав, что неизлечимо больна, а лечиться – только продлевать агонию, она решит не возвращаться в Нью-Йорк и купит бывшую квартиру родителей у ее новых владельцев. Улица Княжеская, 27, дом художника Буковецкого. На Княженской малине она остановилась, она остановилась отдыхнуть. Окончен путь, устала грудь…

Мысль о том, что она уйдет из жизни там, где пришла в нее, успокаивает. Ее постель будет стоять у окна, выходящего во двор с акациями. Она будет слушать голоса соседей, шум воды в дворовом кране, осторожное топтание голубей по карнизу. Витой шнур наружной проводки тянется по обоям с цветочным узором к черному выключателю. Все точно как в детстве, словно никогда и не было какой-то другой жизни: чемоданов, плохих домов и особняков, «олдсмобилей» и «мерседесов», дешевой обуви и дорогой обуви, стеклянных украшений и бриллиантов. Как это они говорили тогда, уезжая под хлопки бьющегося на декабрьском ветру кумача: там – живут, а здесь только подыхают! Ну что ж, пожила там, теперь – к своим. Но почему, почему судьба оказалась так несправедлива к ней? Она прижимается к мокрой подушке. Что она сделала и кому? Не спрашивайте. Не знаю.

Но пока Нелли Аппельбаум еще ничего не знает. Мучающую ее время от времени тошноту и головную боль списывает на стресс, пережитый перед разводом и во время самого развода. Подонок! Он готов был отдать ей все, чтобы только не видеть ее, не слышать ее голоса. И ради кого?! Она подзывает официанта.