В качестве яркого примера душевных и достойных уважения существ мужского пола я называю Йохана, папу и деда, но безуспешно: Вариньку мой список не впечатляет. Я бы еще могла включить в него Себастиана, если б была с ним тогда знакома. Того, кто распахнул все окошечки в моем сердце. Того, кому было интересно, что скрывается за каждой написанной мною дверью и какой колонковой кистью выполнен мой шедевр. Но Себастиан появится в моей жизни позднее.

Хотя Варинька, бывает, нагоняет на нас страху, нет ничего лучше, чем валяться на ее огромной постели – в те хорошие дни, когда она в настроении. На полу в ее спальне все так же высятся стопки русских книг деда. Может, Вариньке просто жалко выбросить их на помойку?

Правда, в последнее время она вдруг стала читать нам вслух «Анну Каренину». Может, в ней снова вспыхнула давняя тоска по родине?

У нее нет ни одной детской книжки, да ведь нам с Ольгой намного интереснее послушать рассказ о Вечной Любови. Пусть он и кончается тем, что графиня бросается под товарный поезд. И пусть даже все это написано по-русски.

Прошло уже почти сорок лет с тех пор, как Варинька покинула Петроград. Переводит она как бог на душу положит, долго подыскивает нужные датские слова или запинается. В тех случаях, когда у нее наступает кратковременная амнезия, нам самим приходится додумывать содержание.

Толстого вдохновили реальные события, рассказывает Варинька. Соседка писателя, муж которой предпочел ей немецкую гувернантку, написала в своем прощальном письме к супругу: «Ты увидишь мой труп на железнодорожных путях на станции в Ясенках». Толстой находился на вокзале и видел, как осматривали разможженный череп соседки. Мы с Ольгой ревем, будто нас высекли. И что еще хуже, начиная с шестьдесят восьмой страницы офицер Вронский все больше и больше отдаляется от прежде так горячо любимой им Анны. Варинька полагает, что только этого и следовало ожидать. Игорь тем временем возлежит возле ее ног. Сегодня ему позволено находиться в бабушкиных покоях.

Я далеко не всегда разбираюсь в тонких нюансах романа, но то, что происходит в душе Анны Карениной, нам с Ольгой понятно даже слишком хорошо. L’amour est enfant de bohème[66].

Мы желаем Вариньке спокойной ночи, но нет, нам надо прослушать еще одну главу. Остается лишь сцена с товарным поездом. У Ольги сна ни в одном глазу.

Время от времени к нам присоединяется Филиппа. Она присаживается на самый краешек постели и не вмешивается. Но когда роман начинают читать по-новой, осторожно спрашивает:

– А может, другую какую книгу попробовать?

– Нйет!

Это исключено. Варинька желает читать только «Анну Каренину». И, честно говоря, нам с Ольгой это здорово по душе.

Яблоко с бочком

Филиппу опять положили в больницу в Сундбю. Она снова потеряла сознание и грохнулась в обморок. К счастью, произошло это в воскресенье, когда отец был дома. Он быстро надел на нее кислородную маску, но на сей раз это не помогло. Пульс почти не прощупывался. Тогда папа подхватил старшую мою сестру на руки и опять пробежал с нею до самой больницы. Он наверняка мог бы стать чемпионом мира в беге на эту дистанцию. В отделении неотложной помощи Филиппу подключили к аппарату искусственного дыхания и стабилизировали ее состояние, а мои родители, обнявшись, наблюдали за всем этим, стоя за стеклянной дверью.

Филиппу оставили в больнице на целую неделю, чтобы провести всестороннее обследование. Мать моя все это время спала рядом с ней в палате на дополнительной кровати.

– Это был электрический разряд, – говорит старшая моя сестра из-под кислородной маски. Ни дать ни взять космонавт в скафандре.

А вот космонавту Комарову, к сожалению, не повезло. Накануне он погиб, рухнув на Землю вместе со своим «Союзом-1». Похоже, старшая моя сестра оказалась права, и теперь американцы снова лидируют в космической гонке.

Филиппе принесли все ее гимназические учебники по физике и ракетостроению. После того как ей прописали очки, старшая сестра моя вступила в период бурного развития. Она лежит теперь со своими новыми глазами в одноместной палате и рассчитывает все, что только возможно. От квантового скачка до размеров галактик. Путешествуя в будущее на больничной койке.

Пока мать моя ходит за соком и беседует в коридоре с медсестрой, я пытаюсь вытащить из Филиппы некоторые подробности встречи со светящимися душами там, на другой стороне, но, судя по всему, это сложно объяснить. Надо самой испытать…

– Можно ли им задавать вопросы? – спрашиваю я.

– Кому?

– Всем этим светящимся душам, конечно. Можно ли их спросить о чем-нибудь?

– Да это совсем ни к чему.

И все, тема исчерпана.

Для того, кто пережил такое значительное событие в своей жизни, Филиппа слишком уж скупа на объяснения.

Я беру с собой в больницу цветные мелки и теперь делаю наброски к ее портрету или пытаюсь выразить цветовые нюансы букетов, которые папа каждый день приносит в больницу по пути с работы домой.

Сейчас, правда, Филиппа больше занята феноменом, который астрономы называют «Неудавшаяся, или сверхновая, звезда».

– «Бурый карлик» — это крупная планета, но она не в состоянии светить так, как другие звезды. Она может давать лишь двадцать пять градусов, – говорит старшая моя сестра вроде как ни с того ни с сего и косится на мой альбом для зарисовок.

Идея мести не чужда Филиппе, и она прекрасно осведомлена, на какие кнопки следует нажимать. Нам, младшим сестрам, приходится платить за то, что мы просто живем себе поживаем, не ведая, что значит зайтись в приступе кашля или грохнуться в обморок.

В отсутствие Филиппы Игорь, которому вход в больницу воспрещен, поскуливая, бродит по ее комнате. Вместо него мы с Ольгой берем с собой в больницу по-прежнему безымянного игрушечного кролика, и старшая наша сестра вежливо сажает его на стол. Филиппа с кроликом начинают поверять друг другу свои тайны только после двадцати двух часов. Кролик темноты не боится.

– Нам надо тебя осмотреть. – Врач делает обход и хочет еще раз проверить легкие моей старшей сестры.

Филиппа задирает нижнюю рубашку на голову и отворачивается от нас, но я успеваю увидеть часть ее обнаженной спины. Веснушки щедрой рукой рассыпаны по прозрачной коже, так что сразу возникает ассоциация с волнообразным звездным покрывалом, где между искривленных лопаток угадывается созвездие Ориона.

* * *

Если кто-то думает, что Филиппа – эзотерический ангел, он сильно ошибается. В точности как Ольга, старшая моя