Более того, нынче подполковник Пасько намекнул, провожая: операция, при успехе, тянет на представление к Герою, не больше и не меньше. Политическое дело: можно одним ударом вывести из войны союзника Гитлера – испанского диктатора Франко. Дескать там, в Испании, все больше зреет недовольство трудящихся масс участием в гитлеровской авантюре. А «Голубая дивизия», хоть зовется дивизией, – по личному составу на добрый корпус тянет: сорок тысяч штыков с гаком… Гордись, младший лейтенант, оказанным доверием.

Крапивин гордился…

Но хорошо понимал – Героем Советского Союза сможет стать лишь посмертно. Никаких шансов нет. Совсем рядом – Антропшино, крупная узловая станция. У тамошнего коменданта всегда наготове пара батальонов фельдполиции. Да и испанцы в стороне не останутся.

В общем, едва в эфир выйдет их рация «Север» – у группы смертников начнется обратный отсчет. И отсчет тот пойдет не на часы, на минуты… Именно так – минут сорок у них останется, пока кольцо не сомкнётся. Раздолбать к чертовой бабушке гнездо испанских фашистов успеют…

А дальше будет плохо. Ни леса подходящего рядом, ни хотя бы болота – от погони не оторвешься… Обложат в этих самых кустах, подвезут минометы, и…

Жаль, что из-за складок местности графская усадьба не видна с высоченных труб Ижорского завода – именно оттуда, из тыла, корректировались большей частью удары дальнобойной артиллерии на этом участке фронта. Очень жаль… Героем лучше бы стать как-нибудь в другой раз.

В общем, к выходу на задание Паша Крапивин готовился с тяжелой душой. Верил бы в бога – молил бы его о чуде. Но кандидату в члены ВКП(б) как-то не положено… И Паша попросту надеялся на счастливую, невероятную случайность, которая позволит уцелеть.

И случайность (или чудо?) не подвела. Наверное, все-таки случайность, ибо посланцем решившего свершить чудо Господа красноармеец Ворон никак не выглядел…

Ворон – не прозвище, как можно было бы подумать. Такая вот, не самая частая на Руси фамилия. Но самое-то главное (что выяснилось уже в рейде): боец Жора Ворон родился и жил в Спасовке – не далее как в полутора верстах от объекта запланированного артналета. И Ворон сам предложил командиру план действий, дающий шанс выполнить задание и спастись.

Единственный, пожалуй, шанс.

* * *

Странная жизнь началась у рядового Ибароса после беседы с оберштурмбанфюрером Кранке, завершившейся прогулкой по кладбищу, – прогулкой, которую Хосе до сих пор не мог вспоминать без нервной дрожи.

Во-первых, от всех обязанностей по роте штабной охраны Хосе освободили. Полностью. Даже на развод он не ходил.

Во-вторых, в дощатом бараке-казарме, где размещалась пресловутая рота, рядовой Ибарос больше не ночевал. Переселился в «замок». Залетела ворона в графские хоромы… Причем жил Хосе в небольшой комнатушке на втором этаже, в левом крыле – судя по низкому потолку и крохотному окошку, в оные времена здесь квартировала графская прислуга (близлежащие помещеньица также не отличались великими размерами и богатством интерьеров).

Соседом по комнате оказался подручный Кранке – унтершарфюрер по имени Отто. Да и не только соседом – взял манеру за Хосе следом таскаться, точно хвост за собакой. Куда парень – туда и эсэсовец. А иногда, если у Отто другие дела случались – всенепременно кто-то из его дружков черномундирных рядом с Ибаросом отирался. И не спросишь ведь, отчего такое внимание, – по-испански из всей этой братии лишь Кранке и понимал… Ладно хоть, хвала Деве Марии, на прогулки по кладбищу больше не приглашали.

Сам оберштурмбанфюрер еще дважды вызывал парня для бесед. И, как в первый раз, мало что из тех бесед запомнилось. Вроде бы заходил Хосе к эсэсману засветло, и говорили недолго: а когда выходил – темно уже, луна на небе… И о чем спрашивал Кранке – почти и не вспомнить. Одно запомнилось – не один раз на все лады немец странный вопрос задавал: скажи да скажи ему, в какой час родился. Не в год какой, не в день недели или месяца, – а именно в час.

Но Хосе не знал. Надо думать, и сама сеньора Ибарос, его мать, не знала. Когда в семье четырнадцать детей, поди упомни, кто в какой час родился…

О самом же главном – о сути предстоящего «сеньору Ибаросу» задания оберштурмбанфюрер так ни словом и не обмолвился. Или… Или обмолвился… Но как-то получалось, что многое из их разговоров Хосе забывал, едва выйдя за порог.

Короче говоря, загадка грядущей операции оставалась загадкой. И тут к ней еще одна тайна прибавилась – не то чтобы Хосе лично касающаяся, но изрядно заинтриговавшая.

А именно: всех обитателей бывших клетушек для прислуги, расположенных в этом крыле «замка», Хосе знал. Если не поименно, то хотя бы в лицо. Всех, кроме одного. Дальняя дверь – в самом конце узенького коридорчика – никогда не открывалась. И тем не менее там кто-то жил.

Трижды в день зсэсманы из свиты Кранке (всегда вдвоем, без каких-либо исключений!) отпирали ключами дверь, причем один нес прикрытый полотенцем поднос, а другой – деревянную бадью с крышкой. Впрочем, бадья появлялась на сцене не при всех визитах – лишь при утренних. Вечером и днем иногда вместо нее присутствовала большая алюминиевая фляга-бидон…

Отперев дверь, эсэсовцы исчезали за ней – минут на пять, не больше. Затем выходили – вновь с накрытым подносом. И с бадьей, если дело происходило утром. Вновь тщательно запирали дверь. Наблюдательный Хосе заметил – и поднос, и бадью выносят уже другую.

Все ясно – неведомый затворник получал еду, питье и санудобства. Непонятно другое: кто он такой и зачем прячется от народа.

Пленник?

Еще один кандидат на вечернюю кладбищенскую прогулку к свежевырытой яме?

Едва ли. Однажды Хосе видел, откуда вынесли пресловутый поднос – прямиком с кухни, где как раз готовился обед для Команданте, Кранке и других важных шишек. Надо понимать, блюда на подносе стояли еще горячие – и потянувшийся от них аромат не позволил усомниться – жилец загадочной комнаты питается отнюдь не остатками-объедками. Значит – никак не арестант, стал бы кто для того так стараться…

Понятное дело, никаких шагов для раскрытия тайны Хосе не предпринял. Даже самых простых – попробовать заглянуть, к примеру, в замочную скважину. Спаси и сохрани Дева Мария от такого любопытства! Энрикес, например, совал нос куда не надо – и что?

Что произошло с Энрикесом, Хосе понятия не имел. Был при штабе очкастый фельдфебель-переводчик – и не стало. А выспрашивать не хотелось. На фронт отправили, успокаивал себя рядовой Ибарос, в окопы, мозги хорошенько проветрить… Хотя в глубине души предполагал иное. Но отправляться на экскурсию по кладбищу – не добавилось ли свежей могилки без креста и оградки? – не хотелось. Меньше знаешь – крепче спишь.

К тому же недавно Хосе показалось, что загадка таинственной комнаты и ее жильца разрешилась. Сама собой.

Дело в том, что Кранке тоже порой заходил туда, за постоянно запертую дверь. Причем, едва оберштурмбанфюрер появлялся в коридоре, у Отто вдруг возникало желание погулять где-нибудь за пределами «замка». И он настойчиво тянул за собой Хосе. Разве такому мордовороту откажешь?