Тем не менее вы надеваете футболку и идете обратно по коридору за экспериментатором, который заводит вас в другую комнату, где сидят другие участники эксперимента (ни на одном из них этой дурацкой футболки, конечно, нет). Экспериментатор объясняет, что вы немного опоздали к началу, но все же можете участвовать в эксперименте. Вы проскальзываете на свое место, но тут экспериментатор, по-видимому, передумывает, приносит извинения и говорит, что сейчас уже очень поздно, эксперимент проведут в другой раз, после чего выводит вас из помещения.

Вот тут-то и происходит самое важное. Экспериментатор говорит вам, что на самом деле эксперимент закончен, и просит вас определить число людей, которые были в помещении и могли распознать человека, изображенного на вашей футболке. Пока вы находитесь за пределами комнаты, экспериментатор просит других участников, сидящих в помещении, определить, кто был изображен на вашей футболке. Люди, явившиеся в зал в таких футболках, считали, что изображение Манилоу узнали примерно 50 % присутствующих, тогда как на самом деле это изображение узнали только 23 %. Даже в малых группах общественное внимание сосредоточено на нас не так сильно, как вам кажется.[139]

Суть в том, что очень немногие из нас – такие знаменитости, какими, как подсказывает нам наш собственный опыт, мы могли бы быть, да и другие люди не рассматривают нас так внимательно, как мы могли бы ожидать. В начале фильма «Касабланка» Питер Лорр получает этот суровый урок, когда ожидает какого-то признания от Хэмфри Богарта и говорит: «Презираешь меня, не так ли?» На что Богарт отвечает: «Наверное, презирал бы, если б хоть сколько-нибудь думал о тебе». Полагаю, что всем нам следует извлечь выгоду из моментов, подобных этому эпизоду «Касабланки».

Не так плохо, как вы думаете

Страх оказаться объектом общественного внимания выходит за все мыслимые рамки. У вас появляется ужасное, вынимающее душу и разбивающее сердце ощущение того, что вас к тому же и высмеивают. Однажды, представляя известного психолога коллегам, я допустил ошибку – приписал ему эксперимент, который на самом деле провел другой ученый. Я пережил момент жгучего стыда и теперь не могу не думать, что всякий раз, когда я представляю очередного выступающего, собравшиеся вспоминают о допущенной мной тогда оплошности. («Что за ерунду плетет нам Эпли на этот раз?») В отличие от окружающих, собственные мысли, обращенные на самого себя, судят вас настолько сурово, насколько вы этого боитесь.

Вот почему публичные выступления у многих людей занимают первое место в списке Самых Страшных Испытаний. Конечно, эти обращенные к самому себе страхи сильно преувеличены. На протяжении нескольких лет Том Джилович, Кен Ставицки и я изучали эффект реального общественного внимания, ставя участников-добровольцев в разнообразные затруднительные ситуации и измеряя их способность предсказывать, как их оценивают другие люди. Среди таких затруднительных ситуаций были ответы на отупляющие тривиальные вопросы, представление незнакомых участников эксперимента как людей, которые часто выглядят «неважно» и «время от времени мочатся в постель», исполнение перед аудиторией гимна США с жвачкой во рту, а также босановы на глазах посторонних. Во всех изученных нами случаях участники эксперимента, страдая от неловкой ситуации, стабильно преувеличивали строгость, с которой их якобы судили окружающие. Думаю, эпизод, сыгранный Питером Лорром в «Касабланке», на самом деле был запредельным. Окружающие уделяют нам не слишком много внимания, но, даже удостаивая им, судят поверхностнее, чем мы воображаем, потому что размышляют о наших ошибках не так долго, как мы сами. На этот счет есть народная мудрость: «Будь тем, кто ты есть, и говори, что думаешь, потому что те, кто думает, не имеют значения, а те, кто имеет значение, не думают».[140]И это правда.

Жан Пиаже утверждал, что осознание собственной перспективы освобождает от нее. И я с ним согласен. Очень немногие из проведенных мной экспериментов изменили образ моей жизни так, как изменили эксперименты, упомянутые выше. Например, способность выступать перед аудиторией – важная часть профессорской жизни. И все же, начав преподавать и выступать на научных конференциях с презентациями, я мучился страхом. Перед первым выступлением на научной конференции я не спал двое суток! За три недели, предшествовавшие первому собеседованию перед приемом на преподавательскую работу, я похудел на восемь килограммов (вес я набрал в колледже для того, чтобы играть в футбол, и мне было, что терять). Хотя я по-прежнему нервничаю перед выступлениями, эти переживания более не изнуряют меня.[141]Понимаю, что почти никто из сидящих в аудитории не думает о том самом худшем, что приходит в голову мне, – мои слушатели размышляют, вероятно, о десятках других вещей, происходящих в их собственной жизни. Почти не важно, что произойдет во время моей лекции – слушатели забудут об этом быстрее, чем забуду я. Несколько лет назад, выступая с обращением к первокурсникам в моем родном колледже, я обнаружил, что я не могу вспомнить ничего из того, что говорил в таком же обращении мой предшественник. Не могу даже за миллион долларов. На самом деле я не могу даже вспомнить, кто выступал с этим обращением – мужчина или женщина. Подумайте о классах, в которых вы учитесь, о речах, произнесенных в вашем присутствии, о выслушанных вами вводных лекциях. Какой процент их содержания вы помните? Если этот процент действительно выше вероятности того, что вас поразит молния, я буду потрясен. Осознание вашей личной силы – это то самое, что позволяет вам обрести более широкую перспективу. Успокойтесь. Другие, скорее всего, не заметят ваших промахов (действительных, а тем более воображаемых), а если и заметят, то вряд ли будут о них помнить.[142]