– Чем же ремесло ваше редкое? Храмы строят по всей Руси, да и в Суздальской земле их немало встретите.

– Нет, таких храмов ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в Смоленске, ни в Новгороде не увидишь. Строим мы не из дерева и кирпича, а из известняка, и храмы получаются словно высеченными из единого камня. С виду они кажутся легкими, воздушными, невесомыми.

И воображению Юрия тотчас представился белый храм изумительной красоты, словно лебедушка парящий в голубом, залитом солнцем небе. Он даже глаза прищурил, словно ослепленный его сиянием.

И сказал:

– А сможешь такой храм построить на моей земле?

– Думаю, да. Твои люди сыщут залежи известняка, наладим его обработку, а уж дальше – дело умелых рук. Только хочу сразу предупредить тебя, князь: зодчество из белого камня очень дорогое, намного дороже, чем из кирпича, я уж не говорю о дереве.

– Не дороже денег, – отшутился Юрий. – Наш край богатый, войнами не разоренный, и уж на что-нибудь иное еще пожалеем, но на возведение храмов в средствах не поскупимся. Только вот что беспокоит. Известняк, как мне кажется, материал очень хрупкий. Долго ли будут стоять церкви и соборы, возведенные из него?

– В зданиях известняк долговечнее кирпича. Хотя его можно легко разделять обычной пилой и в нем можно ножом вырезать узоры, он выдерживает нагрузку стен, карнизов и колонн.

– Что ж, – с улыбкой произнес Юрий и вдруг впервые после поражения почувствовал облегчение на сердце. – Слышал я, что царь Соломон в Иерусалиме возвел храм из обтесанных каменных блоков. Вот и мы с тобой, мастеровой человек, придем на Суздальскую землю и займемся церковным зодчеством. Звать-то тебя как, мастер?

– Брусенем кличут.

– Хорошо, Брусень. Вовремя ты попался со своими людьми на моем пути. Не оставлю вас без дела, начнем возводить белокаменные храмы. Средств никаких не пожалею на богоугодное дело!

Андрей возвращался в Суздаль с тягостным чувством. И не потому только, что все предприятие на юге потерпело поражение; он больше думал о том, как встретит его Улита. Редкий приезд проходил благополучно. Ждешь, ждешь ласковой встречи, соскучишься, истоскуешься, хочется привета, нежных объятий, а взамен получаешь какой-нибудь неожиданный каприз, резкие слова и незаслуженные обвинения. Вначале, по молодости, он как-то легко сносил все эти нападки жены, не обращал внимания, старался свести в шутку, но теперь при подъезде к дому холодком обдавало сердце. Если видел насупленный взгляд Улиты, то старался не задерживаться, мимоходом целовал ее и устремлялся к детям… Как-то будет на этот раз?

Улита, против обыкновения, встретила его на крыльце, кинулась в объятия. У него отлегло от сердца. Слава Богу, день сегодняшний, как видно, пройдет хорошо, без капризов и истерик.

Вот ведь как чудно устроен человек! Андрея уважали и почитали, перед ним трепетали и сотские, и десятские, и рядовые воины, им восхищались и ему охотно подчинялись половцы, а вот со своей собственной женой он не в состоянии был совладать. Она взяла над ним такую власть, что вертела и крутила, как хотела. Он понимал это, порой видел насмешливые взгляды в свою сторону, но ничего не мог поделать. Сначала нравилось, как Улита командует им, а потом, когда это вошло в правило, и рад был что-то изменить, но уже ничего, кроме скандала, не получалось, и он в конце концов смирился, только чувствовал, как все больше и больше охладевает к семейной жизни, к жене.

В Суздале затопили все бани, князья и дружинники отправились смывать походную пыль и грязь, а потом, по обычаю, устроен был пир. В разгар его пришли Яким и Федор Кучковичи. Яким выглядел все таким же серьезным и вдумчивым, а Федор заметно исхудал и опирался на палочку. Трое друзей присели рядышком.

– Ну как повоевали? – спросил Федор, тая в словах явную издевку.

– Плохо, – чистосердечно признался Андрей.

– Больше нет охоты побороться за Киев?

– У меня ее не было никогда.

– Один разор от этих походов и войн, – в сердцах проговорил Федор и чертыхнулся. – Недавно было хозяйство как хозяйство. А это ни коней, ни работников, амбары опустошены. Копил, копил богатства годами, а тут за одно лето все на распыл пошло. Еще пару раз куда-нибудь сходим, жрать будет нечего.

Хотя Андрей был согласен с Федором, но разговор был ему неприятен, поэтому он постарался перевести его на другое. Спросил:

– Слышал, в Кснятине туго пришлось. Как удалось вырваться?

Федор помрачнел, стукнул палкой о пол, ответил:

– Дружинники вынесли. Когда ремонтировал крепость, прорыл тайный ход, поставил железную дверь на входе. Пока ее выбивали, удалось скрыться в лесу. Весте со мной с полста человек спаслось.

– Вижу, хромаешь. Отвоевался?

– Пока не знаю. Лекари еще надо мной колдуют. Что будет через год? Но все равно, махать мечом больше не собираюсь. Дело боярина – войском руководить. Без хорошего военачальника воины что овцы. Сам прекрасно знаешь.

– Значит, постоим в одном строю! – весело проговорил Андрей, желая подбодрить друга.

Тут он увидел, как его подзывает Юрий Долгорукий. Он сел рядом с ним. Князь, наклонясь к уху сына, проговорил:

– Готовься, Андрей, в ближайшее время отправиться в Переяславль-Залесский. Поручаю тебе великое дело: возведение в любимом мной городе собора. Выстроишь его не из простого кирпича, а из белого известняка. Трудно придется. Ни места добычи его пока нам неизвестно, ни средств доставки не подготовлено, ни рабочих рук нет. Все придется начинать самому. Но верю, что справишься и достойно завершишь столь благое дело.

Отъезд Андрея в Переяславль задержало булгарское вторжение. В 1152 году они осадили Ярославль. Положение жителей было отчаянным: городок не успел отстроиться, защитников мало, силы противника подступили неисчислимые. Князь ничем не мог помочь осажденным: он только что распустил свое войско, и оно разбрелось по домам, вконец утомленное сражениями и длительной, тяжелой дорогой. Ярославцы о своей беде дали знать суздальцам, и те пришли на помощь. «Того же лета приидоша болгаре по Волзе к Ярославлю без вести и оступиша градок в лодиях, бе бо мал градок, – пишет летопись под 6600 (1152) годом. – И изнемогаху людие в граде гладом и жажею, и не бе лзе никому же изити из града и дати весть роставцем. Един же уноша от людей ярославских ношию исшед из града, перебред реку, вборзе доеха Ростова и сказа им болгары пришедша. Ростовци же пришедша победиша болгары».

Весной 1152 года Андрей прибыл в Переяславль-Залесский. Стояли чудесные весенние деньки с безоблачным голубым небом и ослепительным солнцем в бездонной высоте. Он ехал по лесам и любовался свежей, только что народившейся зеленью. Никогда больше в году не бывает таких чистых, блестящих листочков! Молодые, клейкие, они радовались появлению на свет, тянулись вверх и были такими наивно-доверчивыми, такими трогательными, что у него дух захватывало от переполнявшего его благоговейного чувства. И в душе своей он чувствовал омоложение и прилив необыкновенных сил.