— Да, ворст, именно так.

— Чем вам так не угодил сей злосчастный ратман, позвольте поинтересоваться?

— Не люблю торгашей. Сословие ноблей, в отличие от честных трудяг бюргеров, мерзкая плесень, разъедающая империю. Ведь что такое купец? По сути своей — он вор. Он не шьет, не пашет, не кует, не печет хлеб, не варит пиво! Он просто берет товар в одном месте и относит его в другое. А ведь от изменения места, где лежит товар, его естественная стоимость не возрастает! Да что там, — все больше распаляясь, продолжал Оттавио, — взять хоть ту же каву. — Для наглядности он ткнул в сторону инкриминируемого напитка указательным пальцем, — на рынках Анатолии она стоит едва крейцер за мешок в десять фунтов. Пересекая границу империи, фунт кавы начинает стоить от половины талера до полутора. А здесь мы покупаем его за десять талеров, и цена все растет! — Оттавио позавчера начал разбирать счета маркиза и ужаснулся его расходам. В том числе, из этих счетов он узнал стоимость фунта зерен кавы. — Откуда купец взял свою тысячу процентов прибыли, если не украл у нас? А ведь, получая деньги, эти bastardos начинают считать себя равным дворянам! Пытаются обратить серебро и золото во власть и привилегии! Дай им разрешение на роскошные одежды, на поездки на карете, на ношение оружия, на самоуправление городов… Если так пойдет и дальше, вот увидите, монсеньор, они превратят наше сословие в презренную прислугу при своих капиталах!

Маркиз, всю речь Оттавио улыбавшийся, в конце оглушительно расхохотался. Оттавио, совершенно красный, вскочил и процедил сквозь сжатые зубы:

— Не вижу ничего смешного, монсеньор.

— Да Владыки с вами, Оттавио, я смеюсь не над вами. Сядьте. Просто я не думал, что вы такой горячий поклонник трудов Бернардо Никколо.

— Не имею чести знать этого господина, — все еще злясь, ответил Оттавио.

— Один ваш соотечественник, философ и мыслитель, — судя по язвительному тону маркиза, слово мыслитель нужно было заключать в кавычки. — Я состою с ним в переписке, и в недавнем письме он слово в слово изложил ваши мысли. Даже странно, что вы не читали его писанину, у него вышло уже три книги, и он в последнее время весьма популярен. Ладно, на тему экономико-политических основ управления государством мы с вами побеседуем как-нибудь за обедом. Сейчас вам пора работать, а мне наверх, к моим питомцам.

Кладоискатели

1

Маркиз оказался прав. Происшествие с мастером Хиршем имело свое продолжение. К вечеру, когда Оттавио управился с делами, в Стеклянный дом снова явился гер Кройцберг, чтобы сообщить о новом случае одержимости.

В этот раз обошлось почти без жертв. Одержимый серьезно ранил простолюдина, но убить никого не успел, попался в ловушку. В целом, изложенная лейтенантом по дороге история была даже в чем-то забавной.

Босвич гер Шпасфогель, мелкопоместный владетель, наследник древнего рода и довольно сильный одаренный, умирая в возрасте ста пяти зим от роду, подложил своим родичам огромную свинью.

Прямых потомков у него не осталось, семья сгорела в прошлом столетии на огне войн за реформацию и святых походов. Часть детей и вторая жена владетеля остались лежать в чумных ямах. Своих же дальних родственников старик терпеть не мог.

Когда те слетелись, как воронье на поле боя, к смертному ложу старика, то узнали пренеприятнейшее известие. Гер Шпасфогель взял все свои богатства, которых, по слухам, накопил немало, и спрятал их где-то на родовых землях. Кроме того, он обязал семейных духов передать дар тому из родственников, кто найдет спрятанные им сокровища. А до того времени никто не получит ни наследства, ни дара, ни титула.

Произошло это более сорока лет назад.

Родичи пытались оспорить завещание, но у них ничего не вышло. Предусмотрительный старик передал императору все доходы со своего владения, пока не определится наследник, и попросил окружной суд назначить стороннего опекуна. Естественно, фогт отказал родственникам гер Шпасфогеля в дезавуировании завещания, сохранив императору небольшой ежегодный доход.

Сразу после окончания судебных тяжб, из которых родичи Шпасфогеля выползли потрепанными и изрядно обедневшими, их накрыла золотая лихорадка. Фамильный замок был перевернут с ног на голову. Родственники рыли, копали, били в стенах горизонтальные шурфы, в общем, вовсю искали клад. Через некоторое время замок в народе стали называть Кротовым, там нарыли столько ям и пробили в стенах столько отверстий, что он стал совершенно непригоден для проживания. Та же судьба постигла городское имение Шпасфогелей.

После пяти лет поисков родственники решили, что вредный старик просто посмеялся над ними, и оставили бесплодные попытки получить наследство.

Однако периодически золотая лихорадка завладевала новыми поколениями дальних потомков владетеля, и они слетались со всей империи, чтобы обсудить планы по нахождению сокровищ и в очередной раз поделить шкуру неубитого медведя. Именно такой съезд этой странной семьи в городском имении и прервал сегодня очередной случай спонтанной одержимости.

Один из молодых кладоискателей вдруг «совершенно озверел» и набросился на собравшихся в имении родичей. Большинство из них успело выскочить в другую комнату и запереться там. Одержимый погнался за одним из тех, кому не повезло оказаться в безопасном помещении, и провалился в пробитый при прошлых поисках сокровищ шурф. Видимо, он что-то серьезно себе повредил при падении, поскольку выбраться из ямы уже не смог.

Оттавио завороженно слушал эту увлекательную историю, пока они с лейтенантом шли в направлении очередного места преступления. Их, как обычно, сопровождали два стражника префектуры, а в отдалении за ними следовал Лоренцо, которому Оттавио приказал в ближайшие дни быть своим засадным полком, на случай удара в спину.

2

— Скажите, экселенц, можно ли как-то ему помочь? — спросил у Оттавио серьезный белобрысый молодой швабец, представившийся как Ханс гер Доннер. Оба они стояли на краю ямы, на дне которой бесновался одержимый.

— Вы так этого хотите, господин гер Доннер?

— У меня не так много братьев, знаете ли! Семья освящена Владыками.

— Я могу провести ритуал изгнания. Но за ваш счет. Можете обратиться в орден святого Марка, но, поверьте, это встанет вам дороже.

— Сколько, гер Стрегон?

— Ар Стрегон. Полагаю, ингредиенты и фокусы для обряда обойдутся талеров в восемьдесят, безбожно завысил цену вдвое Оттавио. Отчасти он говорил правду, и совесть его была чиста — орден святого Марка не взялся бы за дело меньше, чем за двести.

— Хм. Хм. Мои братские чувства к Хартвину утрачивают свою остроту. Восемьдесят талеров — это довольно значительная сумма.

Оттавио пожал плечами.

— Можно завалить его дровами, облить маслом и сжечь прямо там.

Ханс некоторое время стоял в нерешительности, но затем, видимо, в виду нового обострения братских чувств, он вынул из сапога небольшой нож и вскрыл свой кожаный пояс. Из разреза показалась золотая монета, которая и была вручена ар Стрегону.