— Конечно, — пробормотал Посейдон. — Что ж ты ничего не берёшь? Угощайся, всё очень свежее. Ну, ты понимаешь, ветер не может всегда дуть в одну и ту же сторону, это противоречит законам природы — ветру тоже надо отдыхать.

Фетида, сражённая ужасной мыслью, мутным взглядом осмотрела стол, ломящийся от яств.

— Откуда всё это? — спросила она.

— Добрые люди гекатомбу принесли. Хорошие люди, благочестивые — они хотят делать своё дело и не забывают при этом богов. Никакой бог от гекатомбы не откажется. И ты, крошка, не отказывайся — угощайся.

Всё вспыхнуло в душе Фетиды.

— Я тебе не крошка! — закричала она. — Мерзкий, продажный старик! Жизнь моего сына, свои обещания, мир на земле ты обменял на гекатомбу!

И она, наплевав на предостережения Гермеса, вопреки собственному здравому смыслу, забыв, что перед ней брат самого Зевса, выложила Посейдону всё, что о нём думала в этот несчастный момент, и, заливаясь слезами, бросилась бежать прочь из дворца, не замечая сбивчивых извинений и объяснений смущённого старого бога.

Она бежала в Авлиду через священную рощу богини Артемиды, в отчаянии пытаясь придумать, как отвратить от сына неизбежную беду.

Затрубил рог. Это Агамемнон со своими товарищами вышел на охоту. Он решил таким образом отметить последний вечер перед отплытием на войну.

Фетида пробежала мимо них, не останавливаясь, и через пару минут вдруг оказалась на лужайке, где собирались девушки в одежде охотниц. Они были вооружены луками и вели рвущихся в бой собак. Все они были молодые красавицы, но и среди них выделялась одна — самая высокая, самая стройная и подтянутая. Такой могла быть только богиня, только дочь Зевса.

Новая идея появилась в голове у Фетиды, и нимфа кинулась к прекрасной охотнице как к своей последней надежде.

Агамемнону повезло. Первой же стрелой он наповал убил лань. Тут было чем погордиться, и Агамемнон этим немедленно занялся. Картинно поставив ногу на убитое животное, он гордо показал на торчащую стрелу и произнёс:

— Видали, как попал! Она даже удивиться не успела. Вот это я называю настоящим мастерством. Лучше бы и сама Артемида не выстрелила.

Он смотрел на стоящих перед ним охотников, ожидая восторг и поздравления. Но товарищи напряжённо глядели мимо него и признаков радости не проявляли.

Агамемнон обернулся. За его спиной стояла высокая, стройная охотница. Её божественную красоту нарушали только цвет лица, пожалуй, слишком красный, тонкие губы, пожалуй, слишком плотно сжатые, и взгляд, пожалуй, слишком злобный. Но, несмотря на эти незначительные изъяны внешности, всякий, даже если он никогда не видел богиню охоты Артемиду, сейчас узнал бы её.

Узнал Артемиду и Агамемнон. Он сразу понял, что раздражение богини как-то связано с ним, и попытался разрядить обстановку.

— Вы меня не так поняли, — сказал он. — Я говорил, что Артемида выстрелила бы лучше. Вы просто не расслышали. Может быть, это вы и стреляли? Да? Можете забрать. Я просто мимо проходил, вижу — кто-то выстрелил хорошо. Я не знал, что это вы были!

Артемида ничего не ответила, только гневно фыркнула, отвернулась и ушла в чащу, оставив охотникам мёртвую лань и отвратительное настроение.

Между тем на Олимпе начиналось собрание богов. На этот раз оно напоминало военный совет. Боги были при оружии, богини нарядились в военном стиле. С докладом выступал Арес. В первый раз за многие годы ему дали слово, и все внимательно слушали бога войны, который просто раздувался от самодовольства и осознания собственной значимости. Но его счастье было недолгим. Звёздный час Ареса закончился через несколько минут после начала. Послышался шум, и всем знакомый звонкий голос неожиданно прервал его выступление.

В собрание ворвалась Артемида. На Олимпе её видели редко, поскольку большую часть времени она проводила в лесах за охотой — единственно любимым занятием, приносившим, кстати, достаточно пропитания не только ей самой, но и паре десятков нимф, составлявших её постоянную свиту. Каждое её появление среди олимпийских богов становилось долго вспоминаемым событием, ведь кто столкнулся с ней раз, запоминал эту встречу навсегда и, как правило, не хотел повторения. Богиня охоты красотой соперничала с Афродитой, умом — с Афиной, а характером — со всеми сказочными чудовищами вместе взятыми. Она любила животных, потому что их можно было убивать на охоте, она любила своих подруг, поскольку они помогали ей убивать животных на охоте, она ненавидела всё остальное, потому что оно мешало ей с подругами убивать животных на охоте.

— Сидите тут! — заорала она на собравшихся богов. — А рядом с моей священной рощей в Авлиде собрался целый военный лагерь. Тысячи мерзких, вонючих, волосатых человеческих самцов шляются по моим заповедным угодьям, убивают моих животных, отнимают сыновей у матерей, пристают к моим нимфам и говорят такие слова, что мне и повторять тошно. И кто только додумался размещать это гнусное стадо на моих землях? Кто тут затеял эту отвратительную войну? Это ты, Арес? Признавайся, твоя работа?!

— Ты что, сестрица, побойся бога! — пробормотал Арес, прикрывая локтем правой руки лицо, а ладонью левой — детородный орган.

Этими словами он только ещё больше обозлил богиню.

— Что?! — взвизгнула она. — Это какого ещё бога я тут должна бояться? Уж не тебя ли?! Думаешь, жестянками обвешался, так на тебя уже и управы нет? Я птице в небе в глаз попадаю — и тебе попаду, не промажу. Отстрелю сейчас самую твою гордость…

— Ну, ты, полегче! — встрепенулась Афродита.

— Что, испугалась?! Или это ты вместе с ним войну затеяла? Учтите, я выясню, кто это устроил, и тогда никому мало не покажется. Война им, видите ли! Не будет никакой войны! Я вам это говорю!

— А теперь послушай, что я тебе скажу, — неожиданно вмешалась Гера. — Зевсу, я вижу, воспитание не позволяет тебя осадить, а мне-то хватит духу отстегать тебя при всех по тощей заднице, как ты того заслуживаешь. Войны, она говорит, не будет! Будто она единственный бог на Олимпе! Раз война начинается, значит, она нужна. Это уж не тебе решать.

Раскат грома прервал речь Геры и не дал Артемиде возразить.

— А ну, замолчали обе! — вмешался Зевс. — Кому эта война нужна и зачем — сейчас выяснять не будем. Но если Артемида решила её предотвратить, то почему бы ей не попробовать? Даже интересно, как она собирается это делать. По своему опыту знаю, что если смертные решили передраться, то никакой бог им в этом помешать не сможет. Но если тебе, Артемида, моего опыта недостаточно, то попробуй. Даю тебе одну попытку. Мне сейчас главное — чтоб боги не передрались. Вот этого я точно не допущу. Потому мешать Артемиде запрещаю. Собрание закончено. Все свободны.

Арес с досады тихо ругнулся. Артемида удалилась с высоко поднятой головой. Трудно сказать, что больше её разозлило: поведение бойцов в авлидском лагере, жалобы Фетиды, смерть любимой лани, хвастовство Агамемнона или всё вместе, но Артемида твёрдо решила сорвать войну, разогнать лагерь и унизить Агамемнона, а заодно и противного выскочку Ареса, который ей никогда не нравился.