предположению Эккерта работавший где-то в районе Копенгагена, не выходил на связь. Что-то будет в этот раз? Если он не выйдет — придется опять прибегать к помощи Остера. Тогда радиограмма пойдет прямо в Центр, у них в абвере мощная радиостанция. Только с шифром надо будет покончить… Впрочем, это предстоит сделать в любом случае. Копия послания в Центр уже и так в руках Остера…

Вот и Клюкштрассе…

6

— Это ужасно… — Гоман обхватил голову руками. — Это ужасно, господин Эккерт! Неужто нет другого выхода? Если вы посылаете меня под чужой фамилией — значит, это противозаконно! Я не хотел бы ссориться с властями… Я знаю, что такое гестапо! Но ведь моя семья…

Эккерт, не отрываясь, смотрел на него. Что сделало время с сыном? Абсолютно разбитый человек, опустившийся, с испуганным взглядом… А ведь тогда, в ту страшную ночь, он был другим: уверенным в себе. Видимо, правду говорят, что бездомная собака и свиста боится. Привыкнув жить пасынком в чужой стране, он перестал считать себя человеком, забыл о достоинстве. Так взрослое дерево, вырванное из родной почвы и пересаженное в другую, постепенно хиреет и гибнет, как бы его ни поливали.

Если бы Эккерт мог сказать ему об истинной цели его поездки! Но он не мог этого сделать. Не должен этого делать. Ни один человек в Германии не должен знать об истинном положении вещей. В Румынию вошли войска СС, заняли район нефтяных промыслов Плоешти. Это предусмотрено «планом Отто». Готовится вступление фашистских войск в царскую Болгарию. Это тоже предусмотрено «планом Отто». А через полмесяца в Берлин прибудет советский нарком. Москва должна знать о замыслах фашистской верхушки.

Но Виталий может сорваться. Это последняя попытка передать документы. Кончается октябрь. Двенадцатого ноября в Берлин прибывает советский нарком. Времени мало. Если сын не доберется до Стокгольма, данные не попадут в Москву до отъезда наркома — и тогда вся работа, все жертвы, принесенные для успеха этой миссии, будут неоправданны. В Центре не будут знать о замыслах фашистской верхушки, о ее коварстве и подлости. Ведь «план Отто» имеется лишь в двух-трех адресах и зашифрован грифом «Рейх. Государственная тайна». Если Виталий будет думать, что он выполняет коммерческое поручение, он не будет дорожить тайной некоего господина Эккерта. Первая опасность — и он не устоит. Может быть, дать ему понять, что это нужно для Родины? Нет, это слишком опасно. Слишком… Но разве не доверено ему дело, которое не выполнили уже двое? Да, но тогда может оказаться, что Эккерт сам поставил себя под удар: ведь с Виталием в одной машине поедет и человек Остера, они практически будут знакомы. Вдруг Виталий проговорится… А новичка Остер и Небе не пошлют. Нет, Виталий должен ехать один. Так будет лучше. Пусть всех воспринимает как врагов… Способен ли только он? Устроит ли?

Ну что ж, нужно принимать решение. Иначе будет поздно. Да и чем он рискует? Только своей жизнью… В случае чего, нужно продумать план спасения Пауля. Продумать сегодня же… Игра слишком рискованна.

Эккерт сел напротив сына. Что-то в его лице поразило Виталия, и теперь он глядел настороженно.

— Поймите меня, Гоман… — негромко сказал Эккерт. — Поручение, которое я вам даю, не обычное поручение. В ваших руках будут судьбы тысяч людей. Вы меня поняли? И это оправдывает вас в глазах тех, перед которыми вы так виновны… Вы поняли меня?

Щеки Виталия вспыхнули. Он, не отрываясь, глядел в лицо Эккерта.

— Вы…

— Не надо вопросов, Гоман. — Лицо Эккерта стало суровым. — Все, что я мог вам сказать, я сказал… Остальное — не моя тайна. И помните одно: вы виновны во многом и знаете это, но ваша вина может быть искуплена. В гостинице «Аврора» в Стокгольме вас отыщет человек по имени Рюдигер. Передадите ему письмо, полученное от меня. И слушайте все, что он вам скажет. Его совет — это приказ. От него вы узнаете больше, чем от меня…

Виталий встал.

— Только один вопрос, господин Эккерт: я могу быть уверен, что моя семья…

Эккерт поднял руку.

— Пусть это вас не тревожит.

Виталий кивнул головой.

Приоткрылась дверь. Пауль заглянул в комнату.

— Он приехал…

Эккерт сказал Виталию:

— Я скоро вернусь. Ждите…

В темном дворе Пауль сказал Эккерту:

— Телефон я отключил. Мало ли что… Машина стоит у ворот. Погасили фары, и никто оттуда не показывается. Ждут.

Эккерт глянул на часы: без четверти двенадцать. Это мог быть только посланец Остера.

Он вышел на тротуар. Пауль, придерживая рукой оттопыривающийся карман, остался в тени у ворот. Эккерт закурил сигарету, чиркнув перед лицом зажигалкой. Дверца машины открылась, и на тротуар ступил человек в плаще и офицерской фуражке. Эккерт узнал Остера. Полковник взял его под руку.

— Идемте к вам…

Пауль у калитки посторонился. Остер сделал вид, что не заметил его. Во дворе Эккерт сказал:

— Могу предложить для беседы только гараж. В доме слишком много микрофонов.

Остер делано засмеялся.

— Весело живете, господин советник.

В гараже Остер расстегнул сумку и вытащил пачку бумаг. Протянул Эккерту:

— Все в порядке… Можете ознакомиться: паспорт, удостоверение, разрешение на выезд. Вот здесь фотографии и приметы одного уголовника, которого разыскивает крипо. Агент Густав Кранке командируется в Стокгольм для его розыска. Вот письмо в криминальную полицию Стокгольма. Это, конечно, для проформы… Если будет проверка гестапо. Они иногда забрасывают свои сети среди отъезжающих. Как видите, господин советник, я все свои обещания выполнил… Что нужно еще?

Эккерт разглядывал бумаги. Все было сделано в лучшем виде. Разрешение на выезд было подписано самим Небе. Что ж, тем лучше. Эккерт вынул лист бумаги, отдал его Остеру.

— Это нужно передать сегодня. В два часа сорок минут. Волна и позывные указаны. И желательно без фокусов, полковник. Вы будете еще с полчаса моим гостем, а потом поедете и дадите эту радиограмму в эфир.

Остер засмеялся:

— Вы боитесь оставить мне время для попытки расшифровать ваше послание? Напрасно беспокоитесь. Мои ребята еще не раскрыли вашего шифра. Итак, о чем же мы будем беседовать, господин советник? Кстати, у вашего человека не будет попутчика. Вы понимаете, насколько мы вам доверяем?

Эккерт пожал плечами.

— Значит, попутчик будет его дожидаться в Стокгольме. Я слишком хорошо знаю ваши методы, господин полковник… То есть я говорю не о вас лично, а о манерах германской полиции и разведки.

Остер промолчал. Он рассматривал помещение гаража.

— Вы знаете, господин советник, за всю свою жизнь я не помню случая, чтобы меня принимали в гараже. Может быть, мы все-таки посидим у вас