Я с трудом пробиралась сквозь чащу навстречу унылому серому просвету. Приходилось отмахиваться от назойливых мушек и выбирать место для каждого следующего шага. Один раз чуть не наступила на змею – и заорала диким голосом. К счастью, я уже знала, что там, снаружи, мой крик, скорее всего, прозвучал как шепот, если вообще прозвучал. Это просто рефлекс. Никак не привыкну, что на Том Свете нечего бояться. Во всяком случае, не того, что страшно на вид, уж не змей – это точно.

По-настоящему я испугалась, когда выбралась на берег мутной речки и увидела своего хранителя. Я отпрянула и чуть не выпала из альбома, только любопытство удержало меня в последний момент.

Он был в халате. В точности таком же, как у тех чучундр, которые отобрали у меня ценное воспоминание.

Это испорченная страница на него так подействовала? Или они пробрались и сюда? Дио мио, как жаль, что я не Софья! Она бы сейчас точно почувствовала, стоит ли с ним вообще разговаривать.

– Нгуся. – Он протянул ко мне руки и затопал в мою сторону.

Фуф, до чего же трудно признавать, что вот это чудо – и есть мой хранитель!

Его большим голубым глазам, ярким и насыщенным, какие в реальном мире бывают у людей только в кино, могла бы позавидовать любая красавица. Пожалуй, на этом его положительные черты заканчивались. Пухлые щечки, никак не подходившие к щуплому телу, вздернутые брови, возраст на вид не определишь – от пятнадцати до сорока, как у всамделишных дурачков, нос с небольшой горбинкой, клочкастая прическа и непропорционально длинные ступни ног – таков был мой хранитель.

Он всегда ходил босиком и знал ровно три слова – меньше, чем Эллочка-людоедка. «Нгуся» – сокращенно от Ингуся, как меня кое-кто называл, «тёрли-тёрли» – это выражало какое-нибудь действие, любое, необязательно перетирание, и еще одно, которое меня бесило больше всего. И на что он мне, спрашивается, сдался? Какой из него советчик?

– Нгуууся. – Он радостно топал ко мне, широко распахнув объятия.

Как же я скучала по Скраповику! Когда он вернулся к маме, я надеялась, что вместо него у меня появится нормальный – разумный и полезный хранитель. Но мне, как всегда, не повезло. Угадайте, кто был от него в восторге? Аллегра, конечно. Нет, я еще могу понять, что она нашла в Аркадии, – все-таки личность нетривиальная, но этот-то?! Кажется, моя внутренняя радость больше всего на свете любит дурачков. Для нее, чем придурковатее, тем лучше. Она была бы счастлива, если бы я поселилась в дурдоме.

Я попятилась назад. Серый халат вызывал у меня такие же чувства, как сколопендра размером с собаку.

– Откуда это у тебя? – строго спросила я, увиливая от объятий, и ткнула пальцем в халат. – Вот это?

– Нгуся, – он надулся, от чего его щеки стали еще пухлее.

– Сними, – потребовала я.

Он послушно принялся выбираться из халата. Нормальный человек за это время успел бы снять три смирительные рубашки.

Наконец он бросил халат на землю и снова потянулся ко мне. Я дала Аллегре волю, представив себе, что меня вовсе нет в моем теле, и эти двое радостно и тепло обнялись.

– Это очень плохая вещь. – Показала я на халат, когда Аллегра угомонилась.

– Неужели? – Он вздернул брови еще выше.

Это его третье слово. То самое, которое я терпеть не могу. Я, между прочим, даже имени моего хранителя не знаю. Поэтому так и зову его – Неужели.

– Откуда она у тебя?

– Терли-терли, – радостно сообщил мой хранитель.

– Показать можешь? – терпеливо спросила я.

Неужели поманил меня длинным пальцем за собой и принялся спускаться к реке. Я подобрала палку и кое-как заковыляла за ним. Меркабур не Меркабур, а измазываться в глине у меня никакого желания не было. Он спустился к самому берегу и забрался по колено в воду.

– Неужели, а вдруг там пираньи?

– Терли-терли, – он снова поманил меня пальцем, а потом вдруг подпрыгнул, нырнул и исчез в мутной воде.

Представьте себе мрачную реку посреди джунглей, в бурых водах которой что-то квакает и чавкает, вокруг попахивает тухлятиной, а по поверхности расходятся подозрительные круги – того и гляди выскочит крокодил или еще какая-нибудь анаконда. Неважно, что на самом деле вы сидите на диване в не очень уютной, но самой безопасной в мире комнате. Сейчас ваша реальность – это джунгли. Если забыть, как вы вошли сюда через страницу альбома, у вас даже сомнения не закрадется, что все это – настоящее. И надо нырнуть в воду вслед за человеком, который только что, у вас на глазах, мгновенно утонул в ней. Таков Меркабур – Тот Свет.

– Аллегра, скажи что-нибудь, – попросила я вслух.

Редкий случай. Обычно я прошу ее заткнуться.

– Водичка, наверное, теплая.

– Аллегра!

– Вдруг мы узнаем, откуда берутся серые халаты.

– Думаешь, мой дурачок Неужели мог что-то разнюхать?

– Он классный.

У Аллегры все классные. А мне в эту вонючую воду нырять!

«А представь, что там тебя ждет что-нибудь радостное и прекрасное. Например, булочки с корицей!»

Да уж, булочки с корицей – приз, достойный того, чтобы утопиться в мутной тропической реке.

Мама сейчас, наверное, сидит за столом и смотрит на молчащего Скраповика, нарисованного на открытке. Вокруг нее – мир без потока, черно-белый, жалкая тень того, что привык видеть и чувствовать скрапбукер. Я была уверена, что она не теряет времени и пытается разгадать тайну круглой штуковины. А где Софья? Что она сейчас делает, и приходили ли к ней люди в серых халатах? Надо будет попросить Аркадия купить городскую газету – где-то ведь сообщают о пожарах и других происшествиях.

Тепло маминых рук на плечах. Тонкие, почти прозрачные пальцы Софьи, ее удивительные работы – даже я чувствую легкость, с которой она обращается с потоком. Мастерская – место, которое в себе хранило гораздо больше, чем семейную историю.

Чем еще мне раззадорить себя?

Я набрала полную грудь воздуха, зажмурилась и с разбегу прыгнула в воду.

Вода была теплой и немного маслянистой, как в нашей городской реке в середине июля. Очень скоро мне мучительно захотелось вынырнуть обратно. Некоторое время я изо всех сил гребла, как мне казалось, наверх, но вокруг по-прежнему была только вода. Когда стало совсем невыносимо, я успела только подумать, что лучше сделать сначала: открыть глаза или попытаться вдохнуть, но тело опередило мысли. Я одновременно широко открыла глаза и судорожно сглотнула с полной уверенностью, что сейчас захлебнусь – и окажусь у себя на диване. Вместо этого я глубоко вдохнула, прокашлялась и обнаружила себя в просторном помещении, больше всего похожем на склад.

Вдоль стен из красного кирпича тянулись, переплетаясь между собой, трубы – хромированные и ржавые, медные и чугунные, со следами облупившейся краски. Воды вокруг не было и в помине, одежда на мне оказалась совершенно сухой. Откуда-то едва слышно раздавались глухие, размеренные удары, словно за толстой стеной кто-то бил в барабан. Воздух был сырым и затхлым, как в подвале частного дома после весеннего паводка.