Я отлично помню тот момент, когда впервые взглянула на нее с иной стороны, и свое удивление: такие, как она, не живут в нашем мире. Хрустальный бокал не может долго оставаться целым в заводской столовой. Я увидела ее сквозь поток – легкую, тонкую, хрупкую – и тогда мне захотелось заключить ее в прочный ящик из пуленепробиваемого стекла и никому не отдавать.

Моим собственным неровным почерком на странице альбома были записаны два слова: «Софья? Идем!» Это означало только одно – мне нужно немедленно браться за дело. Нет времени на передышку, нужно во что бы то ни стало уберечь Софью. Я могла оставить маму одну – мама сильная, она опытный скрапбукер, она знает Меркабур гораздо лучше меня, она справится. А Софья… если ради кого-то я и готова рискнуть, то ради нее. Я поймала себя на этой мысли и усмехнулась.

По правде сказать, я ей всегда завидовала. Софья, в отличие от меня, чувствует все, что касается Меркабура, так, словно у нее в груди встроен локатор. Вполне возможно, что так оно и есть. Попробуйте забраться на сцену и исполнить танец маленьких лебедей вместе с балеринами Большого театра. Наверняка почувствуете себя неуклюжим увальнем, которому в детстве слон все ноги оттоптал. Вот так и я рядом с Софьей: только поражаюсь каждый раз – как много информации она может черпать из крохотного кусочка ткани или пуговицы, какие оттенки потока способна уловить, как она в один момент, интуитивно, делает то, на что у меня уходят часы и недели изучения материалов и кропотливой работы. И каждый раз испытываю крохотный укол зависти – никогда мне не заполучить и десятой доли ее способностей, даже если у меня вырастут еще два уха и два глаза. Иной человек втайне порадовался бы любой неудаче более талантливой коллеги, но моя радость – Аллегра – не способна на такое. Она вообще никогда и ничего не говорит мне про Софью. Кристофоро Коломбо, я готова завидовать еще сто пятьдесят миллионов лет – только бы было кому!

С улицы раздались глухие ритмичные удары, и я разом вспомнила искаженное пространство внутри жуткой ванны на лапах. Я подошла к окну. Во дворе рабочий в жилетке с флуоресцентными полосками мерно забивал кувалдой какой-то штырь.

Я сходила на кухню, нашла турку и сварила себе еще кофе. Проснулась Аллегра и никак не желала угомониться, отвлекая меня всякой ерундой. «Ты посмотри, как он тут все уютно устроил! Как он все это вырастил! Здесь так зелено, так хорошо! И все свои деньги потратил на твой завтрак и на вот этот самый хороший дорогой кофе, между прочим! Он такой классный, такой классный!»

Я прислушивалась к радостным воплям Аллегры, и в голове у меня крутилась какая-то подозрительная мысль. Скраповик когда-то мне рассказывал, что некоторые хранители общаются друг с другом и умеют путешествовать между меркабурскими мирами, в том числе между альбомами скрапбукеров. Что, если этот склад – на самом деле чей-то альбом? Очень на то похоже. А хранителя, с которым, возможно, дружил мой Неужели, больше нет. На его месте – эта страшная черная дыра, вот почему она так похожа на фигуру. «Видишь, какой он у тебя молодец!» – вмешалась Аллегра, и я согласилась с ней. Не ожидала я, честно говоря, что он с кем-то дружит, да еще и прыгать в другие альбомы умеет. Притащить бы ему что-то в подарок, но я даже не знаю, что он любит.

Значит, я побывала в чьем-то опустевшем альбоме. Не в мамином – это точно, уж слишком не похож на нее этот «музей». У мамы отобрали хранителя и дали такую же штуковину, как та, что чучундры в халатах носят у себя на шее. Что, если они тоже бывшие скрапбукеры? У меня внутри все похолодело, когда я представила себе, что мама может превратиться в одну из них. Я вспомнила ее голос: «А я тебя выгоню», – и мне захотелось на все плюнуть и помчаться к ней прямо сейчас.

Но к маме нельзя. Как она там сейчас? Я порылась в сумочке и нашла ее визитку: выпуклая черная буква «N» на простой карточке, в хвостиках прячутся крохотные стразы, на заднем плане – размытый текст. Я обвела букву пальцем, та перевернулась вверх ногами, стразы вспыхнули и погасли, буква снова крутанулась вокруг себя. Визитка работает, но мама не отвечает, потому что нельзя. По крайней мере она не в Меркабуре. Я надеялась, что работающая визитка означает и то, что она еще не стала одной из тех в серых халатах.

Я достала визитку Софьи. Мне всегда нравилась белая поверхность ее карточки – грубая и шероховатая. Каждый раз, когда беру ее в руки, почему-то думаю о деревенской оштукатуренной печке. На карточке болтаются шесть выпуклых стеклышек разной формы. На самом деле это кусочки пластика, но выглядят они совсем как стеклянные. В середине – большая пуговица, обтянутая канвой и вышитая разноцветными крестиками. Каждое стеклышко держится на заклепке, и его можно крутануть пальцем. Я подбираю их одно к другому. Они соединяются в центре, под пуговицей, и превращаются в цветок с шестью затейливыми лепестками. Вдоль рук бежит легкий ветерок – это просыпается поток. Люблю этот момент – когда в стеклышках начинает проявляться цвет. Завораживает, как в детстве, когда папа проявлял в темной ванной фотографии. Сначала в прозрачности появляются размытые оттенки, словно кто-то окунул в банке с водой кисточку, испачканную краской. А потом цвет разливается и заполняет каждое стеклышко целиком.

С замиранием сердца я уставилась на визитку. Прозрачные детали одна за другой приобретали сладкий медовый оттенок, который постепенно становился ярче, пока все до единой не засияли сочным апельсиновым цветом.

Быть того не может! Значит, Софья в Меркабуре? Надолго ли? Уж не насовсем ли?!

Я больше не могла усидеть на месте. Счет идет не на дни, а на часы, если не на минуты. «Кристофоро Коломбо! Думай, Инга, думай!» – говорила я себе, и Аллегра подгоняла меня. Надо найти эту Тварь, которая взялась за Софью. Хранитель в ванне… Слышала ли я когда-нибудь о таком? Нет, слишком необычно, я бы запомнила. Но есть один способ найти человека, если знаешь, как выглядит его хранитель.

Я залпом допила кофе и достала карточку кардбука. Софья, которая могла годами ни с кем не разговаривать, терпеть не могла эту штуковину, а я, честно говоря, баловалась время от времени. Может быть, всех городских скрапбукеров здесь и нет, но большинство должно быть.

Карточка, через которую можно войти в кардбук, выглядит довольно просто. На ней уйма ножниц разных форм и размеров, некоторые из них нарисованы, другие – вырезаны из картона, третьи – сделаны из металла, и все связаны между собой толстой шерстяной ниткой, сплетенной из двух – белой и синей.

Кардбук – это такой коллективный альбом и одновременно наша скрапбукерская социальная сеть. Магрин говорит, что для его организации кардбук – это большая головная боль, а Софья ему не верит и считает, что именно в организации эту штуку и придумали. Я в их спорах не участвую, предпочитаю просто пользоваться нашей «социальной сетью».

В верхнем левом углу карточки есть специальное место, к которому надо приложить свой идентификатор. Это узкая полоска, на которой нарисованы крохотные ножницы и дебильная улыбающаяся рожица – почему-то синего цвета. Хранится она в кармашке с задней стороны карточки и на всякий случай прикреплена к ней ниткой.