Я вымученно улыбнулась, а Рашель потерла ледяной рукой мою щеку.

– Я думала, хотя бы после смерти вы обретете покой, – вздохнула я. – Будете вместе, как мечтали… Но я даже загробную жизнь вам испортить умудрилась!

Рашель рассмеялась, и, несмотря на то что теперь ее голос звучал гулко, смех остался прежним – нежным и бархатистым.

– В этом и есть мой покой, Одри, – быть рядом с тобой. Я не уйду, пока не буду уверена, что ты в безопасности. Однажды мы с Виви воссоединимся. Мертвым неведома спешка. И она, и я готовы ждать ради тебя.

Рашель встала и потянула меня к дому, давая понять, что пора вернуться к остальным и продолжить то, что она начала до моего возвращения. К тому же на небе сгущались тучи. Я не была уверена, мои ли эмоции влияют на погоду или просто март выдался таким дождливым.

– Твой атташе Коул, – сказала Рашель, придержав дверь, – просто ужасен!

Иного услышать я и не рассчитывала. Повезло, что Коул куда-то делся, постеснявшись мозолить Рашель глаза.

– Он очень старается, но ведь…

– Коул ослеп, защищая тебя, – закончила она за меня, глядя на заморосивший дождь. – Это не оправдание.

– Но без зрения ведь…

– Остается слух. – Рашель повернулась ко мне: – А еще, раз он охотник, у него есть охотничьи инстинкты, не говоря уже о силе духа и любви к тебе. Они творят чудеса, и у Коула всего этого в избытке. У него есть фактура, из которой можно слепить сносного защитника, но работы предстоит много.

В моей груди затлела надежда. Я не стала признаваться, что делаю ставку на Морган с Тюльпаной, которые, возможно, смогут однажды объяснить мне, как вернуть Коулу зрение. Но на это уйдут месяцы упражнений, а уметь постоять за себя Коулу было нужно уже сейчас. Поэтому я воодушевленно спросила:

– Значит, ты научишь его?

– Для этого я здесь, – ответила Рашель, поднеся руку к огню в камине, который, однако, не мог согреть ее мертвую плоть. – А еще за тем, чтобы сказать тебе: разберись с собой, пока не поздно.

Ее палец с длинным фиолетовым ногтем указал на мои руки, и я неловко потерла их. Рашель никогда не давала мне советов и инструкций: просто велела что-то делать – и я делала. В этом заключалась лучшая помощь, какую она только могла мне оказать.

Я задумчиво кивнула, мысленно давая ей обещание.

– Отлично. Тогда возьмусь за Коула прямо сейчас, а тебе советую приступить к освоению следующих даров. Диего пока не сможет обучить тебя некромантии – все его силы теперь сосредоточены на мне, – так что отправляйся к Тюльпане. Эта ведьма многое знает, как и ее мать, но доверять ей не стоит.

Рашель развернулась, но я остановила ее, понимая, что вопросов в голове слишком много, а времени, по словам Диего, практически нет:

– Ты знала о Ферн?

Рашель смутилась, и эта пауза все расставила по своим местам.

– О том, что она жива? – уточнила она, оборачиваясь. – Нет.

– А о том, что моя мама родила Марку Сайферу ребенка?

– Да, она упоминала об этом. У меня были лишь догадки, что это может быть как-то связано… – Она поджала губы, со смесью отвращения и тоски оглядывая холл, где когда-то на перилах висела моя задушенная сестра, а вся лестница и полы были залиты родной мне кровью. – Когда Джулиан сделал то, что сделал, не было сомнений, что он не смог бы справиться со всем ковеном в одиночку. У пятнадцатилетнего мальчишки кишка тонка для такого. Он оказался слишком силен… Даже для меня. Я не знала, откуда это, кто за ним стоит. Грешила на Аврору, но… Вечно забываю, что самые безумные догадки зачастую самые правильные.

Она замолчала, на миг призадумавшись и смотря куда-то в окно, по которому барабанил весенний дождь. Стряхнув с себя горькие воспоминания, как гусь воду, она поспешила наверх на поиски Коула, бросив напоследок:

– Не думай о Ферн сейчас. Ты никогда не предскажешь ее следующий шаг, но однажды она переоценит свои силы и просчитается. Лучше сконцентрируйся на развитии – своем и ковена.

Рашель была права, и, проводив ее взглядом, я двинулась в комнату к Тюльпане и занялась тем, чем положено – начала учиться.

И дни потянулись своим чередом. Тюльпана безрадостно восприняла новость, что ей придется помогать мне не только с восемью дарами, но и с принятием себя. Ее ответ звучал примерно как: «Психотерапия не по моей части. Обратись к специалисту». Однако я была благодарна, что она разжевывала мне каждое заклятие, одно за другим. Начинать сразу с исцеления Тюльпана категорически отказалась, мол, так ничего не получится – не зря же оно седьмой дар, а не первый. Коул поддержал ее, поэтому мы начали с ментальности. Уже скоро я перешла от создания иллюзий к внушению мыслей, а после перехода к главе метаморфоза вдруг увидела ночью сон, в котором штурмовала лес в поисках мелкой дичи и карабкалась по деревьям.

– Неосознанное оборотничество, – диагностировала Тюльпана наутро, когда я вошла в ее комнату в изодранной ночной рубашке и с грязью под сломанными ногтями. – Поздравляю с высшей формой второго дара! Осталось только научиться контролировать это. Ты же не хочешь, чтобы Коул однажды проснулся в постели с норкой?

– С норкой?.. Я была норкой? Фух! Я увидела на простыне следы от лапок и подумала, что я какая-то крыса.

– Ах, если бы! – вздохнула Тюльпана разочарованно. – Приведи себя в порядок и приходи. Сегодня займемся Шепчущей главой.

Мы практиковали заклятия Авроры целый день, и в какой-то момент мне показалось, что темнота поднялась дальше по рукам. Мое сердце тревожно билось при взгляде на них, но Тюльпана лишь усмехалась. Она считала, что это в моих силах – признать существование той своей темной части, которая получала от этой извращенной магии удовольствие.

Стараясь относиться к шепчущему колдовству как к разновидности традиционного, я продолжила читать и учить. Чернота в венах никуда не исчезала, но хотя бы остановилась, и руки перестали зудеть. Наконец пришел черед более сложных даров – некромантии. Тюльпана призналась, что до Диего, воскрешающего мертвых, ей далеко, однако преподаватель из нее и здесь вышел толковый. Я не переставала удивляться, как терпеливо и размеренно она объясняет мне вещи, которые она узнавала еще в глубоком детстве. Когда наступила очередь практики и мне пришлось вызывать призраков местного кладбища на окраине Шелберна, ничего, конечно, не получилось. Все, кто нагрянул к нам в ту ночь, – это подвыпивший сторож и бродячий пес, пришедший на запах сырого мяса, которое мы использовали в ритуале.

– Все еще впереди, – приободрила меня Рашель наутро, когда мы, захватив из дома корзинку с пледами и чаем, отправились встречать рассвет на берегу Шамплейн. – Твоя мама рассказывала, что некромантия далась ей в последнюю очередь. Для этого дара нужен… определенный склад характера.

– Как у Диего? – усмехнулась я, делая глоток из термоса. – Легкомысленный и не воспринимающий ничего всерьез?