Этот один из немногих поворотных моментов моей жизни, который я бы обязательно поменял, выпади мне билетик на второй сеанс.

* * *

В проходной ГУИНа на наши имена уже выписан пропуск. Теткина знакомая, видимо, так сильно любит самогон, что устраивает мне аудиенцию с самим начальником управления исполнения наказания. Вторым замом министра внутренних дел.

В зоне хозяин пользуется абсолютной властью. А я сейчас на ковре в огромном кабинете Хозяина — всех — хозяев. Это трудно представить человеку не сидевшему и только теоретически способному представить абсолютную власть.

Это человек огромного роста, одетый почему-то в американский офицерский камуфляж. Он пахнет очень хорошим одеколоном. Породистый, как граф Шувалов. Вот не отнять этого у потомственных дворян. Этот точно не станет пинать ногами в живот. Аурой раздавит.

Я исполняюсь таким благоговейным страхом, что с трудом сдерживаюсь, чтобы не бухнуться перед ним на колени и не заголосить: «Не вели казнить, батюшка!»

— Значит, говорите, вы боялись расправы со стороны администрации колонии, гражданин осужденный?

— Да, гражданин министр. Боялся. Если честно.

— А что, бывают случаи физической расправы? До сих пор?

Заммин искренне удивлен. Его брови построили пирамидку на благородном высоком лбе.

— Бывают, гражданин министр. К сожалению еще бывают. Перегибы, так сказать. На местах.

— А вас устроит если я вот сейчас своей рукой напишу у вас на личном деле, чтобы вас не трогали сотрудники колонии-поселения, осужденный? Думаете поможет?

— Да-да, гражданин министр. Еще как поможет! Вы же — уух! Вы же… авторитет!

— Хорошо. Пожалуйста.

Боярин берет со стола какую-то папку и минуты две «накладывает резолюцию» на титульной странице. Вот это автограф!

— Скажите, гражданин осужденный, а случаются ли проявления мздоимства, вымогательства со стороны офицеров Ахангаранского поселения?

— Да как вам сказать… Я был там без году неделю всего.

— Хорошо. Заммин хитро улыбается. — Скажем так, считаете уместным проведение в данном учреждении административной проверки?

— Проверки? Проверки — да если честно. Считаю необходимым. Они знаете, знаете… вот придешь с работы, да? Вечером растянешься с книжкой или в телевизионке. А дежурный раз, вызовет и продаст кому из местных на несколько часов. Ну — кому убраться, кому глину замесить, кому огород вскопать. Правда, накормят на такой припашке от пуза… это да.

— Еще у вас есть ко мне ходатайства, гражданин осужденный?

Я набираюсь смелости. Вообще — видно сразу — товарищ министра, как раньше говорили, голова. А с умным человеком всегда легче договориться.

— А вы могли бы отправить меня в ту же самую зону, от куда амнистировали, (золотая вы моя рыбка), гражданин министр. Я уже там привык как бы…

— Видите-ли, гражданин осужденный, вот тут у нас возникает проблема. Если бы вы сразу явились ко мне, а не «бегали» неизвестно чем занимаясь больше трех недель, то я был бы рад вам помочь. А ведь вы все это время как бы за нашим ведомством числились. Это нехорошо.

Вот теперь на вас объявлен республиканский розыск, и мы вынуждены по закону передать вас в руки гражданской милиции. На вас ведь заведено уголовное дело по факту побега. И вас будут судить по 222 статье. Ну а так как это уже вторая будет судимость, скорее всего вам добавят срок и переведут на строгий режим. Таков порядок.

Поэтому вряд-ли вы сможете вернуться в свою зону. Вы ведь на общем сидели?

— На усиленном

— Вот. На усиленном. Теперь могу предложить вам только строгий. Хотя, это уже не я, это уже суд будет решать. Вам все понятно, гражданин осужденный?

— Да, мне все понятно, гражданин министр.

— Осужденный, вы вот производите впечатление неглупого человека, а для чего вы совершили побег из мест заключения? Ведь теоретически совсем мало оставалось сидеть?

— Почему я бежал? Ну… Если честно…

Если честно — то потому что никто не охранял, гражданин министр…

* * *

В приемной замминистра на мне знакомым щелчком замкнули наручники.

Приехавший за мной с колонки Хамза Хакимзаде Ниязий и капитан кореец — обращаются со мной как с незаконнорожденным сыном английской королевы.

Даже спрашивают — не жмут ли наручники.

Сегодня я выбираю нормальную жизнь.

Буду ходить каждый день на работу, делать дома ремонт, растить детей, ходить с женой в магазин и откладывать на отпуск.

Буду как все. А это значит никогда в жизни больше не побегу из тюрьмы, даже если и не будут охранять…

Конец первой части

— Прядильныйгя бормокчимисан, гяаандон?

Отрядный сурово смотрит на меня и, морщась, вытирает руку о штаны. Тяжёлая рука у отрядного. С перстнем. Он только что разбил мне нос, и в носу теперь странное ощущение, будто я долго плавал под водой и вдохнул её слегка под конец. Не особо больно, а некомфортно эдак, скажем…

— Баходир-ака, я не хочу в прядильный, зачем же сразу в прядильный-то? Ни одного нарушения…общественник со стажем.

— Пачему тагда не идешь пляц фляк махать? Адин рас год — мустакилик куни — трудна полчаса фляк махать? Рука атарвётся?

— Баходир-акаджон — вы поймите меня правильно — участие в мероприятиях по случаю дня независимости республики Узбекистан — это добровольное дело каждого осуждённого. Я не хочу махать флагом на плацу по поводу этого знаменательного события. Хотя в целом, конечно, одобряю, как и падение берлинской стены.

Человек от которого в некотором роде зависит комфорт моего проживания сейчас сильно мной не доволен. А я всё пялюсь на фотку на его столе. На ней отрядник в золоченной рамке и без всякого камуфляжа, c сияющими от счастья глазами, поднимает к небесам трехлетнюю девочку. У девочки в руках надувной синий шарик. Видимо, хороший семьянин.

— Твоя берлинссский стина я мамина мама ипаль! Кутокка не хочешь-сан, ман саньга очькога шуни фляк пристроить киламан, корасан, ссукя. Бор екаль, патеряйся нахуй, кутакбаш!

* * *

Тетка, конечно, прокатила меня с возвратом в мою зону, но все-таки без самогона дело не обошлось — меня распределили прямо в ташкентскую область, на велосипеде можно до города доехать.

Близость к столице это благо, потому что вздумай какому генералу от жандармерии смотр присутственных мест чинить — он же ведь не в Каракалпакию какую с пересадками помчится, загоняя ямщиков и лошадей, а сюда вот — в учреждение номер один. Образцовое. Показательное.