В идеале его уже давно пора разбудить. Солнце начинает уже садиться. Да и поесть Косте не мешает. Правда, еда уже вся остыла, но можно же разогреть. А ещё очень хочется поговорить…

Волков повернулся на бок к ней лицом и открыл сонные глаза. Слабо улыбнулся и вновь закрыл глаза.

— Не сбежала ещё? — хриплым ото сна голосом спросил он.

— Не дождёшься, — стараясь унять бешеный стук собственного сердца, сказала Воропаева.

Как-то она не ожидала быть пойманной за разглядыванием.

— Пытать меня будешь? — с приторным вздохом вновь спросил Костя, так и не открыв глаз.

— Обязательно буду!

— Эх… Вообще-то больного мужчину надо окутать заботой и вниманием, а не применять пытки!

— Ты сам виноват в своей слабости. Если тебе совсем наплевать на себя, мог хотя бы подумать о матери, — нравоучительным голосом произнесла Эвелина.

— Звонила? — приоткрыв один глаз, задал он следующий вопрос.

— Да, звонила. Кстати, а кто такая Надя? — грозно нахмурив брови, требовательно спросила Воропаева.

Издав очередной горестный вздох, Костя сделал плавное, но стремительное движение вперёд и, обняв женщину поперёд груди, заставил лечь рядом с собой.

Эва даже воспротивиться не успела, как в следующее мгновение уже лежала лицом к лицу с Волковым, встречаясь с хитрыми медовыми глазами.

— Ревнуешь? — изогнув губы в лукавой улыбке, выдохнул он.

— И не надейся!

— Жа-а-аль, — протянул мужчина и, убрав руку, обнимающую её, подложил себе под щеку.

— Ты не ответил: кто такая Надя? — подавив в себе сожаление об утраченном объятии, напомнила Воропаева.

— Бывшая жена, — пожав одним плечом, честно ответил Константин, внимательно смотря ей в глаза.

От неожиданного, но закономерного ответа у Эвелины спёрло дыхание.

— И как давно она тебя бросила?

— Четыре года назад.

— И ты до сих пор ждёшь её возвращения?

— Да боже упаси!

— Тогда почему твоя мама…

— Потому что в моём доме представительницы слабого пола не бывают.

— А как же пассии, хотя бы однодневные?

— Для таких встреч существуют отели и прочие злачные места.

Эва усмехнулась. Честность всегда подкупает. Пусть и такая откровенная.

— А почему жена ушла?

— Обязательно это обсуждать? — недовольно скривившись, спросил Волков.

— Да. Я твоей маме сказала, что мы друзья. Так что я должна знать всё о тёмном прошлом своего друга!

— Мы можем быть друзьями и в другом аспекте, — придвинувшись ближе, интимным шёпотом предложил Костя.

— Ну, я же не девочка-однодневка, — возразила она.

— Я этого и не говорил. У нас же будет долгоиграющая дружба, — гипнотизируя её взглядом жёлтых глаз, уточнил начальник охраны.

— Ты сейчас предлагаешь мне стать твоей любовницей? — вопросительно изогнув бровь, холодно и высокомерно спросила Эвелина.

Он метался во сне по кровати. Холодные капли пота покрывали практически весь лоб и стремительными струйками бежали вниз по вискам. Но он настолько был окован властью сновидения, что не чувствовал этого. Только время от времени мотал головой, крепко сжимал одеяло задеревеневшими пальцами рук и стонал.

Кошмар, преследовавший последние пять лет, вдали от дома завладел его сознанием полностью. Он мучил его практически каждую ночь, не давая возможности нормально выспаться и отдохнуть, что могло привести к плачевным последствиям. Правда, Васильев об этом ещё не задумывался. Похоже, он вообще плохо соображал в последнее время, так как полностью был погружен в свои раздумья и сконцентрирован на работе, когда надо. Не замечая, что с каждым новым днём становится больше похож на приведение, чем на человека.

Вот и теперь, дёрнувшись, словно от удара, и подавив желающий вырваться крик из самой глубины души, он резко открыл глаза и уставился в тёмный потолок.

Вдох-выдох. Счёт до десяти и обратно. Выровнять дыхание и уже медленно и устало сесть в кровати, свесив ноги вниз. Вздрогнув от ощущения холодного пола под ступнями, прерывисто выдохнул и, согнувшись, обхватил голову руками. Кажется, он только сейчас начал понимать, что медленно, но верно сходит с ума. И не понятно от чего именно: то ли от зудящей и всё незаживающей раны в сердце, то ли от его добровольного отказа от Градской.

Когда эта маленькая и соблазнительная леди успела так глубоко проникнуть в его душу и поселиться там так основательно? Его тоска по ней с каждым днём становилась всё сильней и вот теперь превратилась в боль. Что ж, он, наверное, заслужил эту боль, ведь самолично оттолкнул её. Мог же отказаться от этой работы. Остаться дома, рядом с ней, чтобы попытаться построить нормальные отношения, но нет…

Ещё один глубокий вдох-выдох и, не задумываясь о своих действиях, берёт мобильный телефон и нажимает двойку. Через пять длинных гудков ему отвечает сонный и хриплый голос:

— Алло.

Выдыхает, наслаждаясь этим тихим и коротким словом.

— Привет, — говорит Рустам приглушённым голосом.

— Привет, — мягким шёпотом отвечает ему Градская.

— Извини, что так поздно звоню, — спустя минуту обоюдного молчания, произносит он.

— Ничего. Я рада, что ты позвонил. Как ты? — тепло говорит Ирма.

— Нормально… Работаю. А ты? Как твои дела?

— Планирую открыть небольшое кафе. Подобрала подходящее помещение. Недалеко от посёлка. Уютное местечко. Хочу подавать там десерты собственного производства и настоящий итальянский кофе.

— М-м-м, соблазнительно звучит, — протянул Васильев. — Коронным блюдом сделаешь мой любимый шоколадный торт? — спросил насмешливо, хотя внутренне и корил себя, что находится за тысячи километров от нее и не может вживую наблюдать за её эмоциями, слушая о её планах.

— Всё возможно, — игриво ответила Ирма.

— Уже завидую всем твоим посетителям чёрной завистью, — как бы шутя, признался Рустам.

— Рано ещё им завидовать. Кафе сначала надо открыть.

— Откроешь. Даже не сомневайся. Если нужна будет какая-нибудь помощь, обращайся к Косте, он поможет.

— Спасибо, знаю… Когда ты приедешь? — еле слышно спросила Градская.

Прикусил губу, чтобы сдержать счастливую улыбку: она тоже скучает! И пусть это подло и эгоистично с его стороны, но он рад, что в родных местах есть та женщина, которая скучает по нему и, возможно, обрадуется его возвращению.

— Через десять дней будет только два месяца, как я уехал, — скривившись, словно от зубной боли, сказал Рустам.