– …плавать? – догадливо усмехнулась женщина. Страха на её лице не было и следа. – Тогда уж я прихвачу и пробковый пояс, они у нас в каюте, в рундуке. И – дай-ка прикреплю тебе протез, а то самому трудно…

Барон послушно протянул культю, и Камилла принялась возиться с ремнями и пряжками. По палубе стучали башмаки, неслись, заглушая пальбу, боцманские рулады.

«Ага, комендоры повылазили из трюмов и встают к орудиям. Только бы палить не начали куда ни попади. С перуанцами нам воевать незачем, а вот если, невзначай, привлечём их внимание – вполне можем схлопотать гостинчик под мидель. Кажется, у них были не только шестовые мины, но и самодвижущиеся, системы Уайтхеда…»

Он поцеловал жену в разгорячённую после сна – или от возбуждения? – щёку и вышел на палубу. Гавань бурлила ведьминым котлом – всплески от падения снарядов, языки пламени над взорванным пароходом, вспышки выстрелов, прожекторные лучи… Стоящий неподалёку чилийский корвет словно превратился в действующий вулкан: пушки и ружья грохотали с обоих бортов, в плотных клубах белого дыма мелькали тусклые оранжевые вспышки.

Луч прожектора ухватил в паре кабельтовых от «Луизы-Марии» узкий силуэт миноноски – покатая, уходящая в воду палуба, длинный шест на носу, кургузая труба, из которой валят густые клубы чёрного дыма. Позади трубы виднеется что-то типа колпака с откинутой наверху крышкой; из люка по пояс высунулся человек и беззвучно кричит, размахивая руками. Вдруг рядом с бортом выросли столбы воды – один, другой. Третий поднялся под самым форштевнем, в воздух полетели обломки. Барон на миг замер – а ну, как сработает шестовая мина? – но взрыва не последовало. Судёнышко зарылось носом в воду, и на корме в свете прожектора мелькнул на мгновение красно-бело-красный перуанский флаг. Из распахнувшихся люков полезли люди и по одному стали прыгать за борт.

– Боцман, гичку! – заорал не своим голосом Греве. – Скорее, храпоидолы, надо их подобрать!

Гичка, по счастью, была в готовности, привязанная у пассажирского трапа. Барон с грохотом ссыпался вниз по ступенькам, прыгнул на носовую банку. Разобрали вёсла, и гичка полетела к гибнущей миноноске, подгоняемая четырьмя парами крепких матросских рук. Низко над головой провыл снаряд, ещё один взметнул столб пены в паре саженей от шлюпки. Греве выругался, схватил спасательный круг и встал в полный рост, высматривая в воде человеческие головы. На посвистывающие то и дело пули он не обращал внимания.

Наконец-то – настоящее дело!

Железный бивень с хрустом вломился в борт старший офицер, принявший от Мигеля Грау командование «Уаскаром», в точности выполнил указания. Самого адмирала не было на борту – он возглавил атаку на «Републике», но инструкции дал вполне ясные и самые недвусмысленные. «Броненосные тараны, – повторял он, – врываются в гавань вслед за «торпедерами», на полных оборотах машин. В артиллерийский бой не ввязываться, залп в упор – и таранить! В темноте чилийцы опомниться не успеют, как пойдут на дно…»

К сожалению, чилийцы успели. Осыпаемый со всех сторон снарядами, «Уаскар» сначала ударил из обеих башенных орудий по стоящему на якоре корвету «Абтао» (промахнулись, конечно, перуанские канониры неисправимы!), после чего, довернув на полрумба, пошёл на таран. Уклониться было невозможно, да чилийцы и не пытались. Они окатили неумолимо накатывающегося носорога из лёгких орудий, а когда шпирон глубоко завяз в борту – стали по одному, по два прыгать на баковую надстройку «Уаскара», возвышающуюся почти вровень с палубой корвета. Повторялась история фрегата «Эсмеральда» – нападающих встретили очереди установленного на боевом марсе «Гатлинга», и чилийские матросы, размахивающие топорами-интропелями, один за другим падали в воду, срезанные струями свинца.

Неожиданно с левого борта возникла огромная тень. Ударил дружный залп из винтовок, и с высокого планширя прыгнул на «Уаскар» высокий бородатый мужчина. Одной рукой он вцепился в канат, другой сжимал абордажный палаш. За ним сыпались другие – многие голые по пояс, с головами, перевязанными пёстрыми платками, в руках палаши и револьверы. Матросы Королевского Флота дорвались в кои-то веки до настоящего абордажа!

Боя не было, была резня. Уцелели только те перуанцы, кто догадался сразу бросить оружие – причём «лайми» прикончили, не разобравшись, нескольких чилийских матросов. Бородатый тип с палашом, схватился с командиром монитора. Дуэль не затянулась – после ловкого удара англичанина шпага перуанца улетела за борт, и кончик клинка упёрся ему в гортань. Пятью минутами позже над «Уаскаром» взвился полосатый чилийский флаг.

А с борта британского фрегата «Рэйли», так вовремя подошедшего на помощь союзнику, разносился непривычный в этих широтах клич: «У королевы много!». Им вторили по-испански матросы, перебравшиеся на захваченный монитор с борта быстро оседающего в воду корвета.

Что ж, им было с чего ликовать! Бледная тень капитана Артуро Пратта наконец отомщена: над «Уаскаром», попившим немало чилийской крови, прославившийся не одним лихим рейдом и раз за разом уходивший от преследования, развивается трёхцветный перуанский, с белой звездой, флаг республики Чили. Что до уходящего на дно «Абтао», то, право же, старенький деревянный корвет – не самая высокая цена за такую победу.

«Тупак Амару» выручил его низкий, сливающийся с волнами силуэт – видимо, чилийские комендоры спутали броненосный таран с торпедерой и целых пять минут старательно поливали его свинцом из «Гатлингов» и снарядами мелких пушчонок с палубы и боевых марсов броненосца. Весь этот фейерверк не оказал на «шкуру» броненосного тарана ни малейшего воздействия – разве что высекал из покатой палубы снопы искр да дырявил кожухи вентиляторов. Подойдя на полтора кабельтовых, Повалишин скомандовал «Пли!» Крупповское чудище грозно рыкнуло – от отдачи судно на мгновение замерло на месте, – десятидюймовая чугунная бомба пронизала небронированную оконечность «Бланко Энкалады», и канула в водах гавани, разнеся по дороге в пыль подшкиперскую и матросский гальюн. Перезаряжать времени не было – каперанг велел прибавить обороты до полных, нацелившись в мидель-шпангоут «чилийца». И в тот самый момент, когда до удара остались считанные секунды, истошно заорал сигнальщик-перуанец на правом крыле мостика. Повалишин бросил взгляд в направлении, куда он показывал – и покрылся холодным потом. В борт «Тупаку Амару» скользило веретено с торчащими над водой коротенькими мачтами, на кончиках которых тускло светились красные огоньки.

«Торпеда Лэя! То ли взрывом перебило провода, то ли командир буксира-матки струсил, попав под обстрел и, обрубив кабель управления, дал дёру. И теперь смертоносная железная рыба с двумя пудами динамита в брюхе кружит по гавани, никем не управляемая. Стоит ей угодить в борт «Тупака Амару» – не поможет никакая броня…»

– Лево на борт! – крикнул он. Рулевой стремительно закрутил дубовое, с выложенными бронзовыми полосами, колесо штурвала. Нос «Тупака Амару» покатился в сторону, а светящаяся полоса пены всё приближалась…

Они разошлись с торпедой фута на три, не больше. Повалишин скомандовал снова переложить руль, но атака уже была сорвана – таран лишь скользнул по броневому поясу «Бланко Энкалады», сорвав несколько железных плит. Проскрежетав бортом по борту чилийского броненосца, «Тупак Амару» проскочил вперёд, едва не зацепив форштевнем туго натянутую якорную цепь. Повалишин оглянулся – теперь важно было держаться в мёртвой зоне казематных девятидюймовок, способных на такой дистанции понаделать в броне их корабля огромные дыры.