Илье было гадко, мерзко, хотелось напиться, набить кому-нибудь морду. Например, Венчику. Поехать сейчас к нему в салон и размазать его холеную, розовую, как у поросенка, харю по стеклам, зеркалам, сверкающему хрому. Разнести полсалона, швырнуть стулом в витринное стекло. И слушать, как заливаются визгом дамочки. А потом сидеть в обезьяннике и объясняться с ментами.

Нет. В ментовку Илье не хотелось. Отца теперь нет, и не известно, захочет ли тот же Кобздев его оттуда вытаскивать или нет.

Да и вообще, при чем тут Венька? Он просто выживал при богатеньких родственниках. Как мог, так и выживал. Разговаривать надо с матерью. И Илья достал айфон.

— Да, Илья, что-то случилось? — Мать ответила быстро, почти мгновенно. Ну еще бы, Илья редко тревожил ее звонками. Он вообще последнее время жил в какой-то параллельной с родителями реальности. Вроде бы и рядом, но словно на другой планете.

— Да нет. Просто позвонил. Ты сейчас где?

— Пока дома, но скоро уеду. Завтра похороны, еще дел полно, — ответила мать, успокаиваясь и теряя к разговору интерес.

— Дождись меня, я буду минут через двадцать, надо поговорить.

— Поговорить? — В голосе матери снова послышалось беспокойство, но Илья уже повесил трубку.

— Илья? Ну наконец-то! — выходя в холл, произнесла мать, пытливо вглядываясь в сына. — Что случилось? Мне уезжать уже надо, не мог этот разговор подождать до вечера?

— Куда ты так торопишься? Свидание? — не сдержавшись, грубо спросил Илья и, почти втолкнув ее в комнату, прикрыл за собой дверь.

— Илья! — В голосе матери не было ни смущения, ни страха, ни растерянности, лишь возмущение. — Ты не мог бы держаться повежливее?

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Хорошо. — Мать села в кресло, закинула ногу на ногу и, холодно глядя Илье в глаза, ответила: — Нет.

Ее голос звучал уверенно, а лицо было спокойно, и Илья бы вообще поверил в то, что у нее никогда и ни с кем не бывало свиданий, но в машине лежала папка. Фотографии, отчеты.

— Расскажи мне, кто убил отца? — садясь напротив матери, спросил Илья, чувствуя, как перехватывает горло. Он с трудом владел голосом и боялся не совладать с эмоциями.

— Кто убил отца? — Мать должна была бы сказать: «я не знаю», или «откуда мне знать», но она ответила иначе: — Судя по твоему вопросу, ты подозреваешь меня?

Илья молчал. Горло сжало так, что он простое «да» не мог из себя выдавить. Сопляк, тряпка.

— С кем ты встречался сегодня, кто и что тебе наболтал? — Голос матери звучал по-прежнему спокойно и уверенно, и Илья почувствовал неожиданное облегчение. Может, все это чушь, подделка?

— Я говорил с Кобздевым. Он рассказал о твоих любовниках и о том, что убить отца было выгоднее всего тебе. Ты единственная владелица всех его активов и недвижимости.

— Ах, вот оно что. Почему ты ему поверил? — Мать нахмурилась. — Ясно. Юрий следил за мной. И Кобздев показал тебе компромат на меня?

Мать была очень умна. Илья всегда это знал, но теперь он переосмыслил это знание. Она была не просто умной женщиной, она была жесткой и проницательной, это был мужской ум. Холодный и расчетливый. Странно, что она ничего не добилась в жизни, а предпочла остаться домохозяйкой. Правда, весьма состоятельной.

— Да, Илья, у меня были любовники. Отец был стар, уставал на работе, наши отношения охладели. Мы не ругались, не развелись, а сумели сохранить доброжелательные отношения. У него, кстати, тоже была связь. С нашей кухаркой, Ольгой Львовной.

— Что?

— То, — усмехнулась мать. — Илья, тебе почти тридцать, пора взрослеть. Ты меняешь женщин как перчатки, легко сходишься то с одной, то с другой. И считаешь подобный образ жизни нормальным…

— Я не женат!

— Да, это удобное оправдание безответственности. У меня тоже есть оправдание собственному поведению, и гораздо более весомое, чем у тебя. Но второй раз за неделю я не собираюсь устраивать душевный стриптиз, — резко проговорила мать.

— Какой еще стриптиз?

— Я не обязана давать тебе отчет. Отцу была обязана, а тебе нет. Это первое, а второе… если я и так владела всем, зачем мне или кому-то из моих знакомых убивать отца? Проще развестись.

— А может, ты не хотела разводиться, и твой приятель решил пришпорить события. Чтобы заполучить и тебя, и наше добро? — не дал себя запутать Илья.

— Хорошо. Давай говорить серьезно, — сменила тон Инна Анатольевна. — Я не собиралась избавляться от отца. Меня все устраивало в моей жизни. Отец обеспечивал мне достаток, безопасность, не сковывал меня в личной жизни, хотя и держал ее под контролем. Я это знала. Меня это не волновало. Я не заводила серьезных отношений, это были короткие необременительные романы, в моем окружении нет людей, претендующих на мою руку и мой капитал. Смерть отца принесла мне больше проблем, чем выгоды. К тому же наше материальное положение не так безоблачно, как считают некоторые. Но это отдельный разговор. Главное, у меня не было ни мотивов, ни поводов убивать отца.

А вот почему Кобздев так старательно подводил тебя к мысли, что это сделала я или кто-то из моих знакомых? Снабдил тебя материалом… и, кстати, он сам тебе позвонил или это была твоя инициатива?

— Моя. Я просто думал: кто и почему мог убить отца? Решил, что никому из семьи это не нужно, и решил переговорить с Кобздевым, узнать, не было ли у папы неприятностей на работе, — словно оправдываясь, пояснил Илья.

— Знаешь, Илья, — после некоторой паузы задумчиво проговорила Инна Анатольевна, — отец с Кобздевым рядом уже долгие годы. Они начинали когда-то давно работать в районной администрации. Кобздев — человек очень не глупый, одаренный, надежный и весьма амбициозный. Долгие годы он находился в тени отца, все его рассматривали как «человека Маслова», правую руку отца. И так оно и было. Но сейчас, — глядя на сына, рассуждала она, — решался вопрос о переводе отца в Москву. А это серьезное продвижение вперед. Огромные перспективы. В случае перевода отца Кобздев мог бы остаться в Петербурге и занять его место, а это серьезное повышение, или же переехать с ним. Что тоже неплохо. Или же, не знаю, насколько это возможно, занять его место в Москве… в случае смерти отца. Или же, если перевод отца сорвался бы, Кобздев мог потерять вместе с отцом все, поскольку в Петербурге у отца наметились серьезные проблемы. Если бы перевод в Москву не состоялся, то, скорее всего, это означало бы для отца закат и пенсию. Юрий сам мне это говорил. Что бы тогда стало с его замом? Знаешь, в этом что-то есть… — Инна Анатольевна задумчиво уставилась в окно невидящим взглядом.

— Знаешь, думаю, у Кобздева мог быть мотив, — проговорила она наконец. — Если бы Кобздев узнал, что может занять место отца в Москве. Или в случае, если бы вариант с Москвой не выгорел, он мог продать отца в обмен на его должность в Петербурге. Точнее, нет, не продать, а устранить, чтобы отец не утянул его с собой на дно. Ведь причина отцовских неприятностей была сугубо личной, он просто не приглянулся одному влиятельному человеку. Простая человеческая антипатия. Но Кобздеву эти неприятности могли стоить карьеры. А ведь он значительно моложе отца, он еще полон сил, желаний, у него есть семья, которую надо тянуть, амбиции, которые надо удовлетворять, и между ним и этими амбициями встал старый идиот Юрий Маслов. На мой взгляд, мотив вполне достаточный для убийства.