Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, ты ведь сама сказала, что твои родители никогда бы не приняли такого зятя.
Тетя останавливается на мосту и облокачивается на железные перила. Внизу проплывает гондола. На заднем сиденье обжимаются влюбленные, но гондольер не обращает на них никакого внимания.
– Мы с Рико никогда не расставались. Любовь никуда не делась из наших сердец, а значит, мы все еще вместе.
Люси смотрит на меня и закатывает глаза:
– Ага, кто бы сомневался.
Мы проходим мимо Галереи Академии, потом мимо театра «Ла Фениче».
– Это один из старейших и красивейших оперных театров в Европе, – говорит Поппи. – Он открылся еще в тысяча семьсот девяносто втором году.
– Скукота-а-а, – тянет Люси, играя в какую-то игру в моем телефоне.
Тетя хмыкает:
– Кто скучает, с тем и скучно.
Ближе к вечеру мы садимся на террасе в кафе «Флориан» – это самая старая кофейня в Италии и один из символов Венеции – и наслаждаемся аперитивом. В небо вспархивают голуби, а я придумываю сюжеты, которые могли бы развернуться на этой людной площади. Мы потягиваем Spritz veneziano – венецианский коктейль из просекко, «Апероля» и содовой, украшенный долькой апельсина. Коренастый мужчина с аккордеоном ходит между столиками, наигрывая неаполитанскую тарантеллу. Поппи притоптывает в такт одной ногой.
– La vita è bella! – Она поднимает свой бокал. – Жизнь прекрасна!
Я тоже поднимаю бокал:
– Лучшее время дня.
На тарелке закуска: итальянские оливки, сыр таледжо, инжир в панчетто и мини-сэндвичи с вялеными томатами и козьим сыром. Я отламываю кусочек таледжо.
– По легенде, именно в эту кофейню заглянул после побега из тюрьмы Казанова, – просвещает нас Поппи.
– Круто, – говорю я, разглядывая арочные окна с белыми подъемными шторами и кремовые тенты.
Красавцы-официанты в белых пиджаках с черными галстуками-бабочками снуют туда-сюда с подносами, удерживая их над своими широкими плечами.
– Да, – продолжает Поппи. – В восемнадцатом веке кафе «Флориан» было единственным, куда допускались женщины. Подозреваю, именно это и повлияло на выбор Казановы.
– Типичный козел, – говорит Люси. – Сунул-вынул-убежал.
За соседним столиком устроилась молодая итальянская пара. Они сидят так близко, что мы волей-неволей слышим их разговор. Мужчина лет тридцати с небольшим – симпатичный, вот только с одеколоном переусердствовал – трещит без умолку: рассказывает о своей работе, о том, сколько заколачивает, и о своих планах купить «мерседес».
Его девушка извиняется и удаляется в туалет.
Поппи ждет, пока она не отойдет на приличное расстояние, и поворачивается к кавалеру.
– Первое свидание? – интересуется она на своем родном языке.
Итальянец кивает:
– Это так очевидно?
– Что ваша дама больше любит – рассвет или закат? – Мужчина хмурится, но тетя продолжает: – Если появится такая возможность, что она предпочтет: дополнительный месяц отпуска или месячное жалованье? Какое ее самое счастливое воспоминание детства? Если ей позволят взять с собой на необитаемый остров только одну книгу, то какую она выберет?
Незнакомец криво улыбается:
– Полегче, синьора. Я уже сказал – это первое свидание.
– Тогда, если не хотите, чтобы оно оказалось последним, – говорит Поппи, – советую почаще использовать это, – она показывает на ухо, – и пореже это, – она пальцами изображает часто открывающийся рот.
Я в ужасе наблюдаю за ними. Мне неловко, и в то же время я в полном восторге от Поппи.
Улыбка медленно сползает с лица мужчины. Он встает и неуверенной походкой уходит.
Люси покатывается со смеху:
– Вот это отличный способ заткнуть напыщенное трепло! – Они с тетей, как баскетболистки после заброшенного мяча, ударяют друг друга ладонями. – А со мной… с нами ты не хочешь поделиться своей мудростью? Я понимаю, ты больна и все такое, поэтому не настаиваю. Но…
Поппи с любопытством смотрит на племянницу:
– Но – что, дорогая?
Люси делает глубокий вдох. Я вижу, что она старается держать себя в руках.
– Ты обещала снять фамильное проклятие. Просто морочила нам головы, да?
Поппи наклоняется к Люси и гладит ее по щеке:
– Милая, вам с Эмилией абсолютно нечего бояться. Да, вы младшие дочери, но никакое проклятие не помешает вам быть счастливыми. Это я тебе обещаю.
Люси гневно раздувает ноздри. Тетя, может, и желает Люси добра, но с таким же успехом она могла бы сообщить инвалиду-колясочнику, что у него прекрасные крепкие ноги.
Я хватаю кузину за руку:
– Поппи хочет сказать, что каждый сам кузнец своего счастья. Не стоит волноваться из-за какой-то глупой легенды. И напрасно тетя Кэрол с детства задурила тебе голову.
Люси хмурится:
– Ты так считаешь? А что ты вообще об этом знаешь? Мама внушила мне, что я сумею избавиться от этого проклятия. И я непременно от него избавлюсь.
– Забудь о том, что говорила твоя мама. Это не имеет значения. Даже если ты никогда не выйдешь замуж, это еще не значит, что ты будешь всю жизнь страдать. Успокойся, Люси. У тебя все будет хорошо. Нет, даже не просто хорошо, а прекрасно.
Кузина вылавливает из коктейля дольку апельсина и обсасывает мякоть.
– Я все равно выйду замуж.
– Да. Конечно. Очень может быть. Но, Люси, ты придаешь замужеству слишком большое значение. Поверь, и без обручального кольца можно жить счастливой полноценной жизнью.
– Поверить тебе? Если хочешь знать правду, ты мой стимул по жизни, Эм. Ты меня вдохновляешь.
Я улыбаюсь и поправляю очки на носу:
– Правда?
– Ага. Когда я смотрю на тебя, это сразу придает мне сил бороться. – Люси отбрасывает апельсиновую корку на салфетку. – Потому что я не хочу, чтобы моя жизнь была такой же убогой, как твоя.
Меня словно бы под дых ударили. В надежде на поддержку я поворачиваюсь к Поппи, но тетя спокойно смотрит на меня и ждет, что я отвечу.
– Что ты хочешь этим сказать? – уточняю я.
– Только то, Эм, что твоя жизнь – полный отстой.
Я пытаюсь рассмеяться, но получается фальшиво.
– Неправда! У меня уютная квартирка, славный кот и… совсем нет долгов. – Я задумчиво прикасаюсь к шраму под губой. – Я могу готовить что хочу и когда хочу. А если нет аппетита, то могу вообще ничего не готовить. Вечерами и в выходные я сама выбираю, чем заняться. – Я в ударе, аргументы всплывают сами собой. – Могу хоть десять часов подряд валяться на диване в пижаме и смотреть сериалы. Прихожу и ухожу, когда захочу. Меня не волнует, кто и что думает по поводу моей внешности.