Однажды они попросили меня посидеть часик с их годовалой дочуркой. Её посадили в моей комнате на диван. Я приготовилась развлекать ребёнка, прикидывая, что будет мячиком, что будет машинкой. Но девочка как сидела глядя в одну точку, так и сидела. Я с таким столкнуться не ожидала и не знала надо ли её выводить из этого состояния. Мы так час и просидели. Когда мамашка вернулась, то я у неё спросила об этом. Она небрежно махнула рукой и сказала: «У неё бывает». Потом ребенка определили в ясли, а молодая врач начала устраиваться на работу. Ей предложили должность патологоанатома и сказали – там зарплата выше, но она предпочла работать участковым терапевтом с живыми людьми.

Я тихо – мирно Москву осмотрела: монастыри, кладбища, проспекты, выставки; нормально готовить и покупать продукты научилась, курсы вязания окончила, некоторую практику работы с документами получила, а Серёга к двадцати шести годам заметно обрюзг, почернел и наша жизнь вошла в штопор.

Не знаю до чего бы мы естественным образом дожились, если бы я не загремела в онкологию. Мне сразу стало вокруг всё окончательно безразлично. Поэтому, на фоне своего настроения, я как-то свысока – сбоку и не сразу реагировала на происходящие.

Изменения в стране: из продуктов в 1990 -1991 годах в магазинах остались только пластмассовые мыльницы и перловка. Чтоб сделать себе дома яичницу однажды я зашла в ближайший ресторан и купила десяток яиц по ресторанной цене. В овощных продавались только зеленые помидоры и их деловито раскупали.

За хлебом стояли дичайшие, невероятные очереди. В этих очередях самое интересное это то, что хлеба в магазинах не было, его только должны были привезти.

Мои родители в Луганске в шоке смотрели телевизор и начали передавать нам еду с попутными командировочными. Сколько они передавали съесть невозможно: от семечек, в которые зарывали бьющиеся банки, до фруктов и завернутых в уксусную марлю цыплят.

Серега встречал передачи на станции Ожерелье. Однажды притащил сумку, а там даже арбуз был, и говорит: «Как на рынок сходил». Я не помню чтоб просила присылать эти посылки. Но нам и раньше всегда что-то подкидывали и Серёгины родители тоже.

Было дико смотреть на происходящее вокруг. Не скажу чтоб я в этих очередях стояла хоть раз, но я их видела, и уже это заставляло задуматься: "В правильной ли местности мы находимся?" Серёга таскал хлеб понятно откуда, со страшной конспирацией его заворачивая. Видимо тоже не хотел стоять в тех очередях. Иногда Серёгина хозяйственность приводила к некоторым негативным последствиям. Однажды он притащил литровую банку черного молотого перца. Видимо намолотил где-то по случаю. И она у меня чуть-чуть перевернулась на столе. Но вот под столом стоял его сундучок с инструментами. И хоть я устраняла последствия маленькой аварии, но чихал он когда залезал в свой сундучок уже всегда.

Из Москвы тоже уже привезти покупки стало невозможно. В Москве наступил дикий голяк. Народ из соседних областей блокировал проезд машин с продуктами в Москву. Требовали, чтоб машины возвращались и сдавали товар в магазины своей области. Эпоха из загадки: «Что это такое "длинное зеленое и колбасой пахнет" – "электричка из Москвы" закончилась. В Москве ввели "карточки горожан", по которым теперь нужно было покупать товары даже не связанные с едой, например полотенце или простынь. Нам в части выдали какие-то бумажки что мы хоть и прописаны хз где, но типа москвичи.

Потаённый мир мужа открывался мне при уборке. Из всех углов выпадали то пустые, то полные бутылки.

Однажды ко мне приехала мать в очередную командировку в москвский НИИ. Вот они с Серёгой наобщались. Он вечером пришел пьяный и что-то бормотал, слов было не разобрать кроме рефрена «тёща», которое шло как припев. На следующий день мы её провожали на Луганск с Павелецкого вокзала и Серёга так уж старался бегал вокруг нее, что народ ей говорил: «Ах, какой замечательный зять у вас. Таких не бывает».

В Сбербанке я проработала до самой болезни, то есть как обычно – что-то около полугода. У меня начало мелькать в глазах, их периодически застилало «снегом» и я тихо сидела и ждала, когда это кончится.

Перед новым 1990 годом я услышала, что в Ступино должен приехать Сахаров и решала как бы попасть на его выступление, но он так и не приехал, потому что умер.

На новый год 1990 мы поехал в отпуск в Луганск. Мы все вместе смотрели сериал "Просто Мария". Это бесконечная латино – американская нудотина, на которую подсели всей страной. Голоса дублирующих актеров навсегда въелись мне в уши. Но всё ещё было впереди. Нас ждали "Рабыня Изаура", плачущие богатые, дикая Роза, а пока – просто Мария.

И под этот сериал, я не поняла, что со мной случилось, но свело спину и мне в первый раз в жизни вызвали скорую помощь. Приехал не абы какой врач, а пацан с которым я училась в параллельных классах – Котилевский, мне стало перед ним очень неудобно, что я в двадцать шесть лет докатилась до вызова скорой.

На следующий день я пошла к участковому врачу, и меня послали на прогревание, кажется с литием. И что–то пошло радикально не так. Вся спина покрылась красными рубцами. Но мне не отменили процедуры. Потом мы уехали обратно в Ступино. Я сильно кашляла и вызвала врача на дом, во что всё это вылилось я расскажу отдельно.

Таким образом, девяностые я встретила в Балашихинской областной онкологической клинике.

Оставив со своими пьяными мансами меня – больную в покое, Серега взялся за других. Как-то он повздорил с Тимкой. Тот заперся от него в ванной и Серёжа взялся вышибать туда дверь. Могу сказать, что он был в восторге от мероприятия. Я сидела в комнате и что-то читала, насколько это было возможно, а он забегал, озабочено выбирал какой- то новый инструмент в своем ящичке и срочно бежал обратно работать над дверью. В конце концов ему помог топор.

И как потом рассказывал Тима, когда дверь на него завалилась, то он подумал: «Сейчас начнётся!». Но Серега влез в ванну и довольный спросил: «Ну зачем ты от меня спрятался? Думал я не открою?». Всё.

Выломанную в ванную дверь так толком и не починили. Что там было чинить? Теперь она была кривоватая.

Ещё Серёга под окнами соседнего подъезда, где жил комбат устраивал матерные концерты, кричал тому в окна, что он о