общем собрании его поддержали. А пропагандиста недолюбливали сильно и завалили.

Я после этого уехала сразу же, а Серёга через пару недель, так как надо было сдать дела и передать роту. Поэтому новый 1992 мы встречали раздельно. Но он мне в районе двеннадцати ночи позвонил и «висел» на телефоне в переговорном пункте, где надо было кидать пятнадцатикопеечные монеты больше часа. Он и плакал, и рассказывал о своих глубоких чувствах, и о светлом будущем. Очевидно, что путней компании на Новый год у него в Загорске не нашлось, а может, с учетом армейской традиции, начинать все праздновать крайне заблаговременно, то уже никакая компания к его состоянию добавить ничего не могла бы.

С учетом того, что я тут же уехала в Луганск, то не знаю кто из замполитов в конечном итоге остался служить дальше кадровиками, а кто уехал. Многим было особо не куда ехать. Нас же уже ждали в Луганске и Серёгина новая работа и моя перешедшая от бабушки квартира.

=====================

В довершение могу сказать, что жена последнего Серёжиного комбата вскоре эмигрировала в Германию, а её муж должен был уволиться и подъехать к ней, но вместо этого он разбился на машине.

"Мужики как куры: двадцать метров от дома и уже ничьи" (из интернета).

== Возвращение ==

По приезду в Луганск у Серёги не было никаких обязательств перед МВД пойти служить именно туда, потому что тот запрос на перевод, по которому его из армии уволили, в ситуации распада страны уже не играл ни какой роли. Ему предложили пойти работать на фирму «Совгарт» в ремонтный цех. Это было очень знаменитое в городе автопредприятие, оно занималось перевозками по всей Европе, располагая солидным автопарком фур – длинномеров и тягачей.

Но Серёга устроил домашнюю сцену о том что ему такое невыносимо и он должен думать о своём льготном военном стаже. И его взяли вовсе не по переводу, а просто «с улицы» в милицию, сначала в уголовный розыск, а потом он очень быстро перевелся в ГАИ. И для начала очень переживал и стеснялся своей синей милицейской формы.

Рисунок его поведения от смены деятельности не изменился. Его начальник через несколько лет службы, устав переживать "за возможную ответственность за ЧП с личным составом", посадил в машину и лично отвез в нарко-диспансер на кодировку. И год Серёга не пил. Но потом, ровно через год и одну неделю – всё вернулось.

В тридцать семь лет у Серёги произошел инсульт, от которого он не оправился. Но это уже было не со мной. Потому что моя мать, оказавшись с ним на расстоянии меньше чем тысяча километров, и наобщавшись плотно с этим "замечательным парнем", сказала: «Я не понимаю как ты с ним жила! Я бы его выкинула с балкона через месяц!».

А когда уже после развода однажды Серёга пришел вечером к моим родителям, потому что у него автомобиль рядом сломался, то мой отец через запертую дверь сказал ему: « Извини, Серёжа, но я тебе не открою. Потому что ты пьян, а я стар и слаб».

А я все эти годы была терпелива и сильна.