– Без сомнения, папа́, – ответил сын с ударением на последний слог, как это было принято в дворянских семьях XIX века.

– Je vous en prie[3], – поддержал игру Аркадий Николаевич.

После чего они немедленно и с удовольствием выпили и закусили.

– Ну-с, Аркадий Аркадьевич, что хорошего в ваших Палестинах? – начал беседу старший Кузнецов, набивая любимую трубку.

– Да как сказать, пап. Все сложно.

– А ты скажи как есть. Что сложно-то? Дома все в порядке?

– Слава Богу!

– Значит, на работе что-то не так? Но ты же вроде сам на себя трудишься, начальства вредного у тебя нет, тупых подчиненных, насколько я знаю, тоже, клиенты к тебе в очереди стоят, за полгода записываются. В чем проблема?

– Все ты верно говоришь. Это действительно так. Но, как ты понимаешь, человек – существо несовершенное, ему всегда чего-то не хватает.

Аркадий Николаевич сделал понимающий жест.

– Вроде и деньги есть, и в семье все хорошо, и даже в профессиональном рейтинге занимаю какое-то почетное место. Но! Все равно что-то не то. Мне постоянно кажется, что занимаюсь какой-то ерундой. И очень от этого устаю. Не представляешь даже, насколько я вымотался.

– Вот те раз! И давно это у тебя?

– Полгода минимум. Может, больше. А самое главное, что я никому, понимаешь, никому не могу об этом рассказать. Засмеют ведь! Если рассказать коллеге, то сплетня пойдет, начнут почву подо мной раскачивать.

– Кто?

– Конкурирующие психологи. Ты думаешь, мы все такие лапочки? Ха! Нет, по сравнению с наркоторговцами, наверное, все не так плохо. Но все равно гадюшник. А главное, что в нашей отрасли как в классической музыке – клиентура идет на имя исполнителя, потому что играют все приблизительно одно и то же, а вот манера исполнения может существенно отличаться.

– Хорошая метафора!

– Спасибо. Соответственно, если я кому-то из отрасли расскажу о своих проблемах, то меня для начала осмеют, а потом ославят. А это, извините, не входит в мои планы совершенно. Особенно если узнают, почему я устал.

– Хм. Сейчас ты мне это обязательно расскажешь. Но, может, еще по одной?

– Я когда-нибудь смел нарушить волю родителя? – улыбнулся Аркадий, разливая мутноватую желтую жидкость из архетипичного графина по двум граненым лафитникам.

– Да постоянно, – парировал отец, поднимая рюмку. – Здрав буде, боярин!

– И вам того же.

Выпили и закусили.

– Так вот, – продолжил психолог. – Главная же проблема в том, что я считаю профанацией свою работу.

– Во как! – удивился отец.

– Да. Мне кажется мошенничеством то, как я убеждаю клиентов довериться мне со своими проблемами, а главное – как я их потом «лечу» (в кавычках). Понимаешь, ко мне же приходят люди с надломленной психикой, и с ними в этот момент можно делать вообще все что угодно. Главное, что им все равно, лишь бы стало легче.

– Но ты же помогаешь им облегчить жизнь?

– Безусловно. Но это как раз совсем не сложно. А потом я начинаю делать так, чтобы они не поняли того, что им на самом деле уже совсем не нужно ко мне ходить. Я оставляю в них хоть маленькое зернышко, но сомнения относительно их душевного состояния. И они вынуждены постоянно иметь меня под рукой. Как, не знаю, капли для носа. Поэтому чуть что, они сразу же бегут ко мне. Хотя если бы относились к проблеме более здраво, могли бы справиться самостоятельно. Без моего вмешательства. Я же им об этом, естественно, не говорю, так как это не выгодно. Ну, и наживаюсь на несчастных. От чего очень сильно устаю.

– Сын, ты несешь бред.

– Почему?

– Потому что хорошо делать свою работу так, как это могут немногие, и брать за это деньги – никакое не мошенничество. Есть более точное название.

– Какое же?

– Профессионализм. Просто со временем ты начинаешь тратить на некоторые, даже сложные манипуляции значительно меньше времени, чем это было изначально. И у тебя складывается ложное ощущение, что ты не прикладываешь никаких усилий. Но это не так. Дело в том, что ты опыт конвертируешь во время. Однако этот твой опыт – плод долгой системной работы, на протяжении многих лет. И сейчас ты пожинаешь плоды. Это нормально.

– Думаешь? Но я же не учусь ничему новому! Я использую практически те же методы, что и 10–15 лет назад!

– Ну и что? Они же работают?

– Работают.

– Вот и не меняй ничего. Ты же с людьми работаешь, а не с интегральными микросхемами.

– В смысле?

– В прямом. Это процессоры за двадцать лет изменились кардинально, и компьютер, занимавший раньше целый стол, теперь влезает в плохонький смартфон. А люди за это время не изменились. Они вообще не меняются уже тысячелетия.

– Ты говоришь как один мой клиент.

– По всей видимости, мудрый человек.

– Да. И значимый.

– Чем занимается?

– Большая шишка в патриархии.

– О как! К тебе и попы ходят?

– Да. Хотя этот термин с ним не вяжется. Он скорее священник.

– Может быть. Но то, что он прав относительно людей, – бесспорно.

– Но я не могу в это поверить. Мне кажется, что я бездарь, присвоившая себе обманом научную степень. Шарлатан, продающий банальный гипноз по цене кокаина. Никак не могу отделаться от этой мысли. Поэтому каждый день я иду на работу как на каторгу. Причем, как я уже говорил, даже рассказать об этом некому.

– Даже Ире?

– Ей – в первую очередь.

– Почему же?

– Ну как? Я глава семьи, все на себе везу, зарабатываю деньги. Она по большей части дома, занимается детьми. Ей нужно быть уверенной в завтрашнем дне. Если я начну ей вот это все рассказывать, она станет переживать, а это, в свою очередь, может отразиться на детях.

– Ерунду ты несешь. Вот уж воистину сапожник без сапог. Значительно лучше, если ты ей это сейчас все расскажешь. Чем когда, не дай Бог, тебя как-нибудь накроет и ты выкинешь какой-нибудь фортель. Тогда все может быть значительно хуже.

– Какой фортель я могу выкинуть, о чем ты? Я даже тачку-то вожу почти без удовольствия.

– А она у тебя супер.

– Именно.

– Но тем не менее не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Потому что фортель может выкинуть кто угодно и когда угодно, – сказал Аркадий Николаевич и как-то странно замолчал. – Собственно, я об этом изначально хотел с тобой поговорить. И, думается, что после того, как мы это сделаем, ты поймешь, что твои проблемы просто нытье, небольшой кризис среднего возраста у человека, добившегося многого и пока не понимающего, что делать дальше. Я уверен, что ты поймешь, что нужно. Съезди только отдохни куда-нибудь. Тебе