те, в свою очередь, перестали скрывать, что их истинная цель – сорвать свадьбу, которую изначально считали нежелательной. Последние баталии по поводу условий, похоже, убедили заждавшуюся мирного урегулирования будущую невесту в абсолютном отсутствии перспектив счастья в браке со столь неблагоприятной завязкой, и она решила расторгнуть помолвку… Точнее сказать, почти уже решила…

Этот роман-аттракцион начался у Гарриет шестью годами ранее с пылкой девичьей влюбленности в вежливого, но хмурого Чарльза, пребывавшего в трауре после кончины при родах его первой любимой жены Марсии. И тут в поле зрения вдовца вдруг попала очаровательно-романтичная четырнадцатилетняя Гарриет, усмотревшая в нем «больше чувственности… чем в любом другом мужчине в мире». Но первое ее девичье увлечение им быстро забылось после того, как трепетное сердце юной Гарриет очаровал отважный ветеран Трафальгарской битвы капитан Томас Кэпел (также значительно старше нее), но и достопочтенного мистера Арбатнота она прекрасно помнила, когда судьба свела их снова на частной рождественской вечеринке у ее кузена лорда Уэстморленда в Апторпе в конце 1812 года. Несмотря на то, что Чарльз был чужд галантной обходительности, к которой ее успели приучить молодые (и многочисленные) поклонники, сосекретарь казначейства, доверенный хранитель всяческих политических тайн и распределитель покровительства со стороны правительства оказался там единственным мужчиной, которого было приятно видеть Гарриет. Настолько приятно, что ее конфидентка леди Монсон сразу предрекла свадьбу своей подруге мисс Фейн, не только расцветшей в последние годы в истинную красавицу-брюнетку с изящной фигурой, но и решительно заинтересовавшейся политикой.

Гарриет Фейн на портрете работы Томаса Лоуренса, 1817 год

Кампания для ее странноватого избранника, который «ни мгновения счастья не имел» за семь лет вдовства (так он говорил), началась вскоре после того, как он сделал Гарриет предложение в июле 1813 года. В понимании ее старших братьев «мягкий, скромный и искренний» Чарльз был для нее недостаточно хорош, ибо она «заслуживала лучшего» мужа. Их живая, умная и игривая сестра еще не переросла ночных танцев по церковному двору, нарядившись привидением из-за их насмешек; они просто не видели для нее «перспективы счастья» в столь «нелепом союзе» с мужчиной на целое поколение старше нее. Не могло их не страшить и ее вероятное раннее вдовство, и лишение сестры многих привычных ей утех и удобств. Прислушавшись к их возражениям, склонилась к согласию с ними и их вдовствующая мать миссис Фейн. Не было в мире «ни единого существа, которое она предпочла бы» себе в зятья, сказала она дочери, но похоже на полное безумие со стороны Гарриет связывать себя в возрасте всего-то двадцати лет с человеком настолько старше себя.

Гарриет, однако, была непреклонна в том, что лучше знает собственное сердце. «Я никогда не любила и не полюблю по-настоящему никого другого, и я вполне уверена, что с тобою я буду настолько счастлива, насколько это только возможно», – заверяла она Чарльза, который и сам достаточно болезненно воспринимал и свой преклонный возраст, и не самый высокий чин, и недостаточную финансовую состоятельность; не говоря уже о том, что Гарриет «своевольно полюбила его» к изумлению ее братьев, которые сочли, похоже, что их роман – всецело ее инициатива. В том, что им удастся заручиться согласием семьи на брак после того, как ее мать смирится с мыслью об уходе из дома младшей дочери, Гарриет также была вполне уверена, но, к ее смятению, семья все продолжала упорствовать в противодействии. А поскольку ее, в отличие от Фрэнсис Энн Вейн-Темпест, связывала с матерью и девятью выжившими братьями и сестрами искренняя любовь, вскоре стало ясно, что ей будет крайне трудно выйти замуж против их желания, что было равносильно вынесению им осуждения за искреннюю заботу о ней в свете опасений, обоснованность которых понимала и она сама. Так что, когда ее мать, поддавшись давлению самого старшего сына Гарри (военного, служившего в ту пору за границей), сказала дочери, что та должна расторгнуть помолвку, Гарриет нашла в себе силы побороть страдания и исполнить дочерний долг, письменно поставив об этом в известность Чарльза.

Но помолвка тогда расторгнута так и не была. С ответной почтой к Фейнам в Линкольншир пришло письмо от непокорного Чарльза, составленное в столь крепких выражениях, что миссис Фейн разрыдалась и долго еще не могла успокоиться. «У меня обычно получается добиваться своего, так будет и в этом случае», – почувствовала себя вправе написать оскорбленному в лучших чувствах возлюбленному Гарриет, уверенная, что обоюдной решимостью они теперь точно сломят сопротивление матери их браку. «Предвижу, что [свадьба] все-таки состоится», – вынужден был признать и ее брат, преподобный Эдвард Фейн, хотя и продолжил истово молиться о том, чтобы этого не случилось. Все теперь указывало на близость желанной для Гарриет развязки: миссис Фейн наконец (пусть и нехотя) запланировала совместную с дочерью поездку в Лондон для свадебных приготовлений и дала добро на то, чтобы приступить к согласованию условий брачного договора. Со стороны Фейнов их был уполномочен вести Вер, четвертый по старшинству брат невесты, поскольку мать сочла наиболее подходящей кандидатурой на эту роль именно его, профессионального банкира.

В аристократических кругах составление брачного договора считалось непременным предварительным условием венчания. Ведь именно на этот юридически обязывающий документ счастливая чета будет впоследствии полагаться, хотя бы отчасти, в плане источников и распределения денег на жизнь и обеспечение финансовой безопасности. В типовом варианте в брачном договоре указывались сумма приданого или выделяемая невесте доля в семейном доходе и встречные финансовые обязательства жениха: непосредственный доход, передаваемый в семейный бюджет новобрачных; сумма, выделяемая невесте ежегодно на личные расходы (карманные деньги); и ежегодные выплаты в ее пользу, которые она получит, если останется вдовой (вдовья пенсия). Там же фиксировался порядок наследования семейного состояния следующим поколением, включая доли детей, рожденных в этом союзе. Чарльз Арбатнот, увы, не получил в наследство ни земли, ни титула, но в тех случаях, когда у жениха таковые имелись или ожидались, порядок их дальнейшего наследования делался особо важным. Обычно при женитьбе старшего сына аристократическая семья включала в договор пункт о том, что семейные имения со временем отойдут его первенцу (то есть, в явном виде прописывала условие продолжения линии наследования), делая, тем самым, жениха всего лишь их пожизненным распорядителем без права продавать их по своему усмотрению.

Не стоит недооценивать и значимость для невесты положений о карманных деньгах и пособии по вдовству. Первые обеспечивали свободу тратиться на покупки и подарки, поездки и развлечения без оглядки на мужа; а пенсия, конечно же, служила гарантией финансовой безопасности после его