* * *

Ди-Сор на мгновение сосредоточился, затем начал на минорный лад:

— Там, вверху, они воют, здесь они подстерегают нас,

Они гигантские черви, сорвавшиеся с неба, Мощные черви, чьи вопли разносятся над городом, Они опрокидывают потоки воды с неба, Они сыновья, вышедшие из чрева земли, Они венком обвиваются вокруг колонн,

Они движутся из дома в дом,

Дверь не останавливает их, засов не отталкивает;

Они, точно змея, проползают под дверь,

Они проникают, как воздух, сквозь щели в ставнях,

Они отвлекают супругу от объятий супруга,

Они срывают дитя с колен матери,

Они выманивают простаков из дома,

Они — это угрожающий, преследующий повсюду глас!

Поэт умолк. Луну закрыло облако. В небольшой комнате потемнело. Внезапно волхва словно бы сотрясло судорогой. Его тело дрожало, а изо рта, очерченного покрытыми пеной губами, обрывками разнеслось:

* * *

— У пятерых ануннаков земли тела львов, тигров и змей.[67]

Шестой был ураганный ветер, который неподвластен ни богу, ни царю.

Седьмой — это вихрь, злобный порыв, сокрушающий все.

Их семеро, разрушителей небес!

Семь! Семь! Их семь в глубине пропасти,

Они ни женского, ни мужеского пола,

Они не плодятся.

Они не слушают ни молитвы, ни мольбы.

Семь! Семь! Их семь в глубине пропасти.

Словно дикие лошади, они увидели свет в мрачных горах.

Они недруги Эа[68],

Они злые, злые,

И их семь, их семь

В глубине пропасти, их семь!

* * *

— Успокойтесь, милейший жрец, — сказал ему Ма-Шан, — успокойтесь.

Вид волхва и впрямь сделался ужасным. Черты его исказились. Его члены содрогались в такт его словам. Придет ли он в себя?

Но он внезапно вытащил из складок одеяния небольшой ларчик, достал из него какую-то пилюлю и проглотил.

— Ничего страшного, — молвил он. — Можете продолжать.

И верно, благодаря волшебному снадобью его лихорадка, ко всеобщему удовлетворению, прошла.

* * *

— Полагаю, это число семь играет значительную роль в вашей божественной иерархии?

— Как правило, высшие боги имеют в своем распоряжении семерых других, низших. На первом уровне, впрочем, их всего трое, ведущих свое происхождение от верховного бога Илу. Эти трое — Ану, Бел и Эа — боги солнечного неба, земли и воды. Другие определяют их по-иному, но меня устраивает такая иерархия. То, что мы считаем божеством, является также эманацией других божеств. В Беле мы почитаем жизнь, а следовательно, дающее всякую жизнь на этой земле солнце; мы поклоняемся также системе планет и звезд, назначение которой исследовали наши ученые; мы также почитаем то, что поглощает светила, начало и конец.

* * *

— А какова эта рыба Оаннес[69], имя которой я столько раз слышал?

— Рыба Оаннес — это воспитательница людей. Она жила в Персидском заливе, выходила по утрам и беседовала с теми из своих собратьев, которые уже перестали быть земноводными. Именно она, чудесно образованная, привила людям тягу к литературе, искусству, науке, геометрии, культуре — в общем, всему тому, что мы зовем цивилизацией. По вечерам она возвращалась к себе и засыпала под водой. Да, мы были воспитаны рыбой.

Оаннес была обожествлена, она покровительница Ниневии. Однако я полагаю, что этот миф, относящийся к далеким от нас тысячелетиям, означает, что наша человеческая раса вышла из моря. Первая жизнь, которую породил Бел, наше всемогущее солнце, — это жизнь в океанских глубинах. Она развилась, рыба стала земноводным, а земноводное — человеком. История об Оаннесе — это символ.

* * *

— Ну, как дела? Все в порядке? — Ди-Сор похлопал волхва по плечу. Тот, казалось, все еще находится во власти дурных мыслей.

— Совсем не в порядке.

— А почему?

— Времена трудные. Вы же знаете, что происходит. Мы в осаде, и каждый день приносит мне все худшие предзнаменования относительно участи Вавилона.

— Неужели осада плохо кончится? — вежливо поинтересовался Виетрикс.

— Увы! Дурные сны. Ко мне непрерывной цепью тянутся люди, желающие пожаловаться и попросить магические пакетики, чтобы вечером положить их под подушку. Вы, разумеется, знаете основные неблагоприятные сновидения?

— Нет. А поскольку я сам порой страдаю кошмарами, я был бы счастлив…

* * *

Жрец на некоторое время задумался, затем начал протяжно и монотонно напевать, а Ма-Шан и Ди-Сор отбивали ритм, хлопая в ладоши:

— Если во сне увидеть собачье мясо под своей правой ногой…

Если во сне увидеть звериный коготь под своей правой ногой…

Если во сне увидеть собачье мясо под своими обеими ногами…

Если увидеть дохлую собаку…

Если приснится, будто падаешь со столба…

Если женщина во сне увидит пса, приближающегося к ней, чтобы завладеть ею…

Если мужчина во сне увидит пса, собирающегося помочиться на него…

Если увидеть во сне входящего в царский дворец желтого пса…

* * *

— Все это плохо, очень плохо, — добавил волхв, похоже, вошедший в транс и все ускоряющий ритм своего перечисления.

— Честно сказать, все эти псы не говорят мне ничего стоящего, — не отставал Ма-Шан.

— Я рассмотрел внутренности некоторых животных. Прискорбно, милейший Ма-Шан, прискорбно! Кишки осла закручены вправо, черные с синим отливом! Женщины производят на свет детей без ушей! Дым над пламенем тянется в противоположную сторону! Наконец, я налил воды в пророческую чашу, я воздел над ней руки — и ни единого мирного шепота не вознеслось к моим ушам! Ах, берегитесь! Берегитесь! Вавилоняне! Над вами рок!

После этих печальных слов визитеры ретировались. Виетрикс был очень взволнован. Но он не получил никаких новых сведений относительно своей знаменательной свастики! А в столь смутное время заваленные работой жрецы не имели ни минуты на поиски утраченных толкований.