Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но она слишком дорогая. Нет, я не могу.
— Она дорогая, но сапфир не безупречен — он немного бледноват. Она дорога нам как семейная реликвия. Моя бабушка очень ею дорожила. Ей, вероятно, подарили ее в Гессене, еще до того как она приехала в Россию. Она всегда называла ее «гессенской синей».
Татьяна беспомощно взглянула на своего жениха. Он никогда не сделает ей такого подарка. Григорий смущенно опустил глаза. Татьяна посмотрела на мать, которая, в свою очередь, кинула взгляд на мужа. Тот чуть заметно кивнул.
— Это большая ценность, и я благодарю тебя, — сказала Татьяна, поднявшись и расцеловав Кирилла в обе щеки.
Тот с улыбкой повернулся к Нине, чтобы помочь ей обернуть жемчуг вокруг шеи. Ожерелье легло в четыре ряда.
Какое-то время все молчали. Подарки внесли некоторую напряженность, как бы подчеркнув скромные возможности Шермановых и Шутиных. Послышался звонок. Мужчины как по команде поднялись, а женщины повернулись к двери, чтобы приветствовать пришедших гостей.
* * *
Вечер удался на славу. В тесной квартирке собрался весь цвет русской аристократии и парижских предместий. Комнаты заполнили друзья Нины и Татьяны, современная молодежь, внешний вид которой никак не вписывался в старомодную обстановку вечера.
Гости принесли закуски, и шампанское полилось рекой. Некоторые старики прихватили с собой балалайки, и в квартире зазвучала музыка. Несколько молодых пар стали танцевать, остальные решили закончить вечер в модном танцевальном клубе на площади Этуаль.
Нина оглядела комнату. Чудесный вечер. Она рассеянно провела рукой по жемчужинам на шее. Слишком много шампанского было выпито сегодня. Ее бросило в жар. Прикоснувшись к руке Кирилла, она жестом показала, что хочет выйти, и, проскользнув между гостями, скрылась в комнате матери, прикрыв за собой дверь.
— Как хорошо, что ты пришла, — послышался голос Татьяны, стоявшей перед большим зеркалом с черепаховым гребнем в руках.
— Какая забавная собралась публика.
— Ненавижу этих стариков. Мы живем в Париже, и революция давно в прошлом. Все это похоже на сельский праздник в Смоленской губернии в 1890 году. Балалайки! Вот уж поистине gauche[16], — фыркнула Татьяна. Отвернувшись к зеркалу, она стала подкрашивать глаза.
— А по-моему, это так трогательно, — улыбнулась Нина.
— Твой жених просто молодец. Надо же, подарил мне такую брошь.
— Красивая, правда? Мне даже немного завидно, — с улыбкой сказала Нина, приводя в порядок свой шиньон.
— Вероятно, больше мне таких драгоценностей не преподнесут. Гриша вряд ли когда-нибудь разбогатеет.
— Я уверена, что у него все отлично сложится. Когда он закончит учебу и станет юристом, то сделает блестящую карьеру. Надо только немного подождать.
— Возможно, — небрежно бросила Татьяна, глядя на себя в зеркало и поправляя брошь, сверкавшую на ее бледно-голубом платье, как озеро среди льдов.
— Думаю, свадьба у нас будет чудесная, — сказала Нина, закончив поправлять прическу и переходя к реставрации отклеившихся накладных ресниц.
— Да уж, чудесная — бесконечная служба в битком набитой церкви среди того, что осталось от царской армии. Мне кажется, мы заслуживаем большего.
— Татьяна! — воскликнула Нина, поворачиваясь к сестре. — Как ты можешь так говорить! Это же наш семейный праздник. Я так рада, что мы снова вместе и выходим замуж в один день в том месте, где выросли. Ты меня просто удивляешь.
— Конечно, тебе хорошо так говорить, ты ведь у нас будущая миссис миллионерша с Пятой авеню, а я остаюсь здесь, с этими восковыми куклами.
Вздохнув, Нина, убрала косметику в сумочку. Между ними всегда существовало соперничество, но порой, особенно после бокала вина, Татьяна становилась по-настоящему агрессивной. В таких случаях Нина предпочитала не связываться с сестрой.
— Очень жаль, что ты так считаешь, — сказала она, натягивая перчатки. — Зачем тогда ты выходишь за Гришу, если тебе так противны эти люди?
— Просто я беременна, — заявила Татьяна, поправляя брошь на плече и любуясь своим отражением в зеркале. — Мне приходится выходить замуж.
Обернувшись, Нина изумленно посмотрела на сестру.
— Не будь ханжой, Нина. Гриша — отец ребенка.
— Не сомневаюсь… — в замешательстве произнесла Нина.
— Брошь просто великолепна. Она правда старинная? Ты ведь разбираешься в этих вещах.
— Около 1870 года. Центральный камень не меньше двадцати пяти карат. Бриллианты тоже прекрасного качества, — машинально произнесла Нина, невольно входя в роль эксперта по ювелирным изделиям.
— А сколько, по-твоему, она может стоить? — небрежно спросила Татьяна, взглянув на Нинино отражение в зеркале.
Нина в ужасе посмотрела на сестру:
— Ты что, собираешься ее продать?
— Но ведь у нас нет денег, а когда родится ребенок…
— Таня, это же подарок от семьи моего мужа! Они ею очень дорожат…
— Но я не собираюсь продавать ее сейчас. Может быть, после свадьбы…
— Не хочу даже слушать весь этот вздор. Татьяна, ты не должна ее продавать. Это просто убьет Кирилла.
— К траурному платью княгини Озеровской очень пойдут эти жемчуга, — с издевкой произнесла Татьяна.
С трудом сдержавшись, Нина пошла к двери.
— Увидимся на свадьбе. Надеюсь, ты изменишь свои намерения. Если все же решишь продавать, я у тебя ее куплю. Не хочу, чтобы об этом узнал мой муж.
Нина вышла из комнаты и присоединилась к гостям, которые продолжали веселиться от души. К ней подошел Кирилл.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Вид у тебя расстроенный.
— Я просто устала. Кирилл, мы можем уехать из Парижа сразу после свадьбы? У нас ведь целая неделя до парохода?
— Я думал, тебе захочется побыть с семьей, — сказал он, взяв ее за подбородок.
— Мне хочется на солнышко, — тихо сказала Нина.
— Отлично, — улыбнулся Кирилл. — Я сдам наши билеты на пароход, и мы полетим на Палм-Бич, на виллу моих родителей.
— Звучит как в сказке.
— Я на все готов ради моей девочки, — сказал Кирилл, целуя Нину в лоб.
— Немного солнца — вот все, что мне нужно. И поскорей уехать отсюда, — прошептала Нина, пряча лицо в мягком кашемире его пиджака, приятно пахнущего табаком, крепким чаем и ромом.
Было как-то странно входить в здание «Лейтона», зная, что ты там уже не работаешь. Улыбнувшись Саше, Люсиль указала на людей, столпившихся вокруг Снегурочки. Сегодня, сразу же после приема, ее отправят в Лондон. Помахав Люсиль, Саша стал подниматься по лестнице.