Бенедикт крепко обнял ее.

– Да уж, этот день рождения я никогда не забуду!

– И это еще не все, – продолжила она. – Ты знаешь, что, когда женщина беременна, нужно выполнять все ее капризы?

Бенедикт кивнул.

– Вот, а я желаю, чтобы ты всегда был рядом и любил меня. Ты ведь не хочешь, чтобы наша дочка подумала, что ты не любишь ее маму?

– Ее маму? – переспросил Бенедикт удивленно, глядя ей прямо в глаза.

– Я уверена, это будет девочка, – ответила она. Ее лицо светилось от счастья. – Именно поэтому я разрешила Эдди взять собаку именно сейчас. Думаю, скоро нам и так будет достаточно хлопот. Но так как мы уже обещали ему… Ты ведь вместе с ним выбирал этого щенка.

– А почему ты думаешь, что у нас будет именно девочка? – спросил Бенедикт неожиданно.

– Но ведь сын у нас уже есть, – улыбнулась Аннабелл. – Значит, не хватает дочки.

– Ну, мы же все равно не остановимся на двух детях. Семья ведь должна быть большой, очень большой.

– И дружной.

– И все же почему ты так уверена? – не унимался Бенедикт.

– У меня неплохая интуиция. Знаешь, когда должен был родиться Эдвард, я ни секунды не сомневалась, что у меня будет именно сын.

– Потрясающе! Теперь и я не могу сомневаться в том, что у нас будет именно дочка. Тем более что сам я едва ли обладаю интуицией.

– Да уж, это ты верно подметил. – Аннабелл поцеловала его в щеку. – Тебе, милый, целых пять лет понадобилось, чтобы почувствовать, что у тебя есть сын.

– Господи, неужели я мог все это потерять?! – воскликнул Бенедикт. – Спасибо, что смогла меня простить.

– Когда я поняла, почему ты это сделал, то сразу простила тебя. К тому же Эдди сразу так привязался к тебе! И, знаешь, я никогда не переставала тебя любить, хотя и боялась себе в этом признаться!

– Ну, уж теперь-то я ни за что не позволю тебе разлюбить меня, – сказал он нежно. – И сам всегда буду любить тебя.

– Ты столько раз уже обещал мне это! Но я готова снова тебе поверить. – Голос Аннабелл дрожал от переполнявших ее чувств.

– Кстати, а как мы назовем малышку?

– Не знаю… Я бы, назвала ее Кэтрин. В честь моей мамы. Я уверена, если бы она была жива, ей было бы очень приятно узнать, что у нее будет внучка.

– А мне нравится имя Мэри. Может, назовем нашу дочурку Мэри?

– Бенедикт, ты же должен во всем потакать и уступать беременной женщине! – рассмеялась Аннабелл.

– Не спорю. Но ведь ты же сама выбирала имя нашему сыну. Дай и мне поучаствовать в вопросе выбора имен нашим детям.

– Несомненно. Но не в этот раз. – Аннабелл хитро подмигнула ему. – Ведь у нас с тобой еще будет много-много детей. Правда, Бенедикт?

– Конечно!

– Ты же вроде говорила, что и с одним новорожденным будет предостаточно хлопот?

– Но нас же двое! Неужели ты думаешь, что мы не справимся?

– Конечно, справимся, любимая. Более того, теперь у меня будет шанс наверстать упущенное с Эдвардом и доказать самому себе и тебе, Аннабелл, что из меня может получиться прекрасный отец.

– Уже получился.

Аннабелл и Бенедикт обменялись взглядами. Из кроватки на них смотрели два младенца. Похожих как две капли воды.

Их дочки появились на свет одна за другой, с разницей всего лишь в десять минут. Бенедикт уже приводил Эдварда посмотреть на новорожденных сестричек. Мальчик отнесся ко всему с удивительной для его возраста ответственностью. Когда Бенедикт потом отвел его домой и собирался снова вернуться в больницу, чтобы быть рядом с Аннабелл, Эдвард, спросил важно, не понадобится ли им его помощь. Бенедикт успокоил его, сказав, что мама под присмотром врачей и что с ней все будет в порядке.

Палата, в которой лежала Аннабелл, буквально утопала в цветах. Наверное, любая женщина могла бы ей позавидовать. Да и любящий муж не отходил от нее.

Но все ее мысли занимали теперь только новорожденные дочки. Все ли с ними нормально? Когда, же их наконец отпустят домой?

– Но ты же говорил, что это невозможно! – На глаза Аннабелл, наворачивались слезы. Она чувствовала необыкновенную гордость.

Бенедикт теперь тоже мог вздохнуть с облегчением. Как только стало известно, что у Аннабелл будет двойня, он очень волновался за нее, но, кажется, все разрешилось наилучшим образом.

Бенедикт поцеловал ее руку.

– Знаешь, ведь ты могла полюбить другого мужчину и рожать от него детей. А я… я уверен, что у меня не могло бы быть детей ни с кем другим, кроме тебя.

Наверное, нужно было сказать ему, что это все глупости, но Аннабелл и не собиралась этого делать. Лучше она постарается навсегда запомнить эти мгновения.

– Вижу, Ренни прислал мне открытку, – сказала она смеясь. – Эксклюзив: три отпечатка – два розовых и один синий…

– Если бы ты знала, чего нам это стоило! Сколько вещей мы перепортили! – расхохотался Бенедикт. – Лиззи Томлинсон даже грозилась уйти от нас, когда увидела все это безобразие. Она, видимо, решила, что у меня совсем крыша поехала от счастья. Но, слава богу, Эдди упросил ее остаться.

– Может, она решила, что не рассчитала силы, согласившись работать у нас? – рассмеялась Аннабелл.

– Ну, может… Хотя она ведь всегда знала, что мы мечтаем о том, чтобы в нашей семье было много детей.

– Да, но ведь в семье должны быть еще и взрослые, а судя по твоим рассказам…

– Ну да, мне вдруг захотелось вспомнить детство. Вернее, наверстать упущенное, потому что в детстве я не имел обыкновения портить столько хороших вещей за один раз.

– Думаю, это только потому, что у вас не было такого количества хороших вещей, – подшучивала над ним Аннабелл.

– И, слава богу! К тому же у меня не было такой фантазии, как у Эдварда.

– Так это Эдвард научил тебя?

– Да. Он вообще очень многому меня научил и еще продолжает учить. Впрочем, мы ведь сразу нашли с ним общий язык.

– И все же, как вам удалось успокоить Лиззи после всего этого?

– Ну, она хоть и помешана на порядке, но все же слишком сильно нас любит. И понимает, что тебе одной с нами приходится очень нелегко. Так что она не смогла бы оставить тебя одну, ухаживать за близняшками.

Скоро новорожденные проснутся, и потребуют есть, подумала Аннабелл. Но пока у нее оставалось еще немного времени для того, чтобы показать их отцу, как сильно она его любит. И она нежно прижалась губами к его губам.

Разве не об этом она мечтала всю свою сознательную жизнь? Наверное, сейчас, когда все страдания остались в прошлом, им с Бенедиктом должно было бы быть мучительно обидно за те потерянные пять лет, что они провели вдали друг от друга. Должно было бы быть обидно за Эдварда, который целых пять лет рос без отца. Но ведь именно благодаря этому теперь они все умеют ценить настоящее счастье. Потому что выстраданное счастье – вдвойне счастье.