Бенуа старается не спешить. Ему хочется насладиться каждым кусочком торта, хотя он испытывает огромное желание моментально проглотить его вместе с тарелкой. Расправившись с тортом, он выпивает из своего бокала шампанское.

Лидия смотрит на него не отрываясь.

Бенуа чувствует, что возвращается к жизни, что его силы восстанавливаются с невероятной быстротой.

Он прислоняется плечом к решетке. Лидия прикуривает сигарету и протягивает ее Бенуа. Он удивляется все больше и больше…

Засунув кончик сигареты в рот, он поспешно затягивается дымом, как истосковавшийся по марихуане наркоман. Да уж, это Рождество он запомнит надолго!

— Поскольку сегодня праздник, у тебя есть даже право на горячий кофе… Ты ведь хочешь кофе?

Бенуа в ответ лишь кивает.

— Я сейчас вернусь, — говорит Лидия. Она поднимается на ноги и забирает с собой опустевший поднос. — Через пару минуток.

Бенуа с удовольствием вдыхает сигаретный дым, наслаждается тем, что его желудок полон — ну, почти полон. Неожиданно подвалившее счастье.

Его ноздри начинает щекотать запах арабики. Лидия уже вернулась, и Бенуа поспешно тушит о пол докуренную им аж до самого фильтра сигарету.

Лидия протягивает ему чашку и запихивает в его согнутую ладонь два кусочка сахара.

— Спасибо, — бормочет Бенуа. — Большое спасибо.

— Видишь, я не такая уж плохая…

Бенуа, размешав в чашке сахар, осушает ее содержимое одним большим глотком — и тут же морщится.

Кофе — жутко невкусный. Но зато горячий.

От него по внутренностям Бенуа растекается тепло, прогоняя столь долго терзавший его озноб.

Минуты текут одна за другой — медленно, как во сне. Бенуа чувствует, что Лидия буквально пожирает его своими золотисто-янтарными глазами, как будто хочет его — хочет физически. Ему даже кажется, что она постепенно придвигается к нему все ближе и ближе…

— Почему ты так сморщился, когда пил кофе? — вдруг спрашивает Лидия. — Ты обжегся?

— Нет…

— Значит, кофе был невкусным?

— Он… он был слишком горьким.

— Ничего удивительного. Такой уж у стрихнина вкус.

— У стри… стрихнина? — с ужасом переспрашивает Бенуа.

— Да, дорогуша. Того самого, которым травят крыс!

Бенуа поднимается на ноги, цепляясь за прутья решетки, и не сводит с Лидии оторопелого взгляда.

— Ты… ты положила его в…

— Да, в твой кофе.

Лидия довольно улыбается. Она видит, как глаза пленника расширяются от страха. Затем она смотрит на часы.

— Осталось уже совсем немного. Обычно стрихнин начинает действовать минут через десять-пятнадцать после попадания в желудок.

Эти жуткие слова так сильно бьют Бенуа по мозгам, что он не знает, как ему реагировать, и некоторое время лишь растерянно смотрит на Лидию.

Затем он бросается к унитазу и пытается заставить себя изрыгнуть то, что он только что съел и выпил, но у него ничего не получается: его измученный голодом пищеварительный тракт, получив немного пищи, отказывается отдать ее назад.

— Лучше не делай этого, Бен… Чем больше ты дергаешься, тем сильнее действует яд!

Бенуа возвращается к решетке и хватается за нее руками.

— Признайся, ты, наверное, пошутила! Ты ведь не положила в кофе яд, да?! — отчаянно кричит он. — Лидия!

— Конечно же, положила. Почему, по-твоему, кофе был таким горьким? Мой бедненький Бен, ты иногда бываешь таким наивным! Рождественское перемирие! Ты и вправду в это поверил?

Бенуа, чувствуя, как у него от страха подкашиваются ноги, с силой сжимает руками прутья решетки. Его начинает мучить удушье — пока еще не от яда, а от охватившего его ужаса.

— Хочешь знать, что сейчас будет происходить? — шутливо спрашивает Лидия.

— Этого не может быть… Не может быть…

— Сначала резко обострятся твои органы чувств: зрение, слух… Малейший звук будет казаться тебе жутким грохотом, даже самый тусклый свет ты будешь воспринимать как ослепительную вспышку… Тебя ждут невероятные ощущения!

Лидия со змеиной улыбкой неторопливо ходит туда-сюда по другую сторону решетки и с игривостью в голосе продолжает рассказывать жуткие вещи.

— Затем у тебя начнутся конвульсии. Первым делом ты почувствуешь, как от судорог сводит мышцы головы и шеи… Через какое-то время судороги постепенно охватят всю твою мышечную систему — особенно те мышцы, которые расположены рядом с позвоночником. Твои зрачки сузятся, тебя прошибет холодным потом… У тебя начнутся припадки, которые будут происходить все чаще и чаще, а потом вообще станут непрерывными…

Лидия бросает взгляд на Бенуа. Ее пленник абсолютно неподвижен, как будто бы он уже умер.

— А потом тебе станет ужасно холодно… Тебе будет казаться, что твои внутренности покрываются льдом! Чтобы вызвать припадок, мне будет достаточно издать какой-нибудь звук или просто коснуться тебя… Кстати, в течение всего этого процесса ты ни разу не потеряешь сознания. Ты будешь в сознании до самого финала. Знаешь, я выбрала именно этот яд, потому что он приводит к наиболее мучительной смерти. Он вызывает самые жуткие страдания из всех, какие только могут быть… Исходя из дозы, которую я положила в кофе, твоя агония продлится где-то от шести до двенадцати часов…

Бенуа вдруг, словно позабыв о решетке, бросается вперед с намерением схватить Лидию, но, естественно, ударяется лбом о металлические прутья. Тогда он начинает поливать Лидию грязными ругательствами. Однако эти ругательства вызывают во вражеском лагере лишь бурное веселье.

Бенуа с силой бьет по решетке ногами и кулаками и орет так, что стены подвала содрогаются.

И вдруг он замолкает — замолкает резко, словно у него пропал голос.

Он подносит руку к животу и сгибается, а затем падает на колени. Еще мгновение — и он уже стоит на четвереньках. Словно собака.

Лидия, достав из кармана ключи от «клетки», выжидающе смотрит на Бенуа: он все еще для нее опасен, и она не торопится открывать металлическую дверь.

Руки Бенуа отказываются ему подчиняться, и он падает на пол.

— Похоже, началось! — ликует Лидия.

Лицо Бенуа перекашивается, его шея напрягается, дыхание убыстряется.

Лидия решает, что ей уже можно войти в «клетку» к убийце, не опасаясь за свою жизнь, и она, отперев дверь, делает несколько шагов вперед, но при этом предпочитает не подходить слишком близко к Бенуа и на всякий случай держит наготове свой электрошокер. Бенуа, заметив, что Лидия уже находится по эту сторону решетки, в приступе ярости приподнимается с пола и пытается на нее наброситься. Однако у него подкашиваются ноги, и он снова грохается на пол — возле самых ног Лидии.