Но я удержалась и лишь кивнула. Лучше бы стал врагом, с ними ясно, что делать.

Это были не трущобы, сюда бродяги не рисковали залезать. Каменная стена, увитая плющом и вьюнком, тянулась в обе стороны, исчезая в тумане. Примечательно, что он держался лишь в этой зоне.

– Серьезно? – у меня голос сам собой упал до шепота. – Он в зоне плакальщиц? Да ладно?!

– Ну не совсем. Туда даже Рафаэль не рискнет сунуться. Тем более делать ему там нечего. Плакальщицам интересны лишь те, кто покоится здесь. И следят, чтобы они не поднялись. Так, ладно, прислушайся.

Я прислушалась. Здесь домов почти не было, а те, что стояли, точно жались друг к другу. А еще было много статуй. Некоторые из них светились в тумане, некоторые двигались, стоило на них посмотреть, некоторые что-то шептали. Я старалась не слушать их, не смотреть. Заброшенный сад безопасен, когда ты не боишься. Стоит струхнуть и статуи сожрут тебя медленно, по частям. И ты займешь один из пустующих постаментов.

– Да выкусите. – прошипела себе под нос.

Аластор прижал палец к губам. Я на них на миг задержала дыхание, потом осторожно выдохнула. В груди вдруг начало жечь. Сидхе красивы, но дело не в этом. Может, в том как смотрелся Темный принц в этом мрачном месте, как боязливо отступал от него туман? Зеленые глаза чуть поблескивали, как у кошки.

А потом я услышала. Мужской голос весело что-то поющий на незнакомом мне языке.

– Итальянский. – ответил на мой немой вопрос Аластор. – Рафаэль остался верен своему языку, хотя и на английском научился разговаривать и на всех диалектах сидхе.

– Ему действительно здесь нравится?

По мне так тут кроме тумана и сырости особо ничего нет.

– Это Рафаэль. Ты раньше не видела его?

– Нет. Только слышала, что сидхе особо ему благоволят. И здесь его дар необычайно сильно развился.

Мы шли сквозь туман, наползающий из-за каменной стены. Иногда оттуда долетали шепот, вздохи и стоны. Плакальщицы пели свои колыбельные. От них мороз по коже, хотя вокруг было совсем не холодно.

А потом туман точно расступился. Точнее, нет, он остался на месте, но стал другим. Словно после темноты я ступила в освещенную и теплую комнату, где меня ждали с чаем и выпечкой.

Туман стал золотистым, над головой он светлел, переходя в серебро. И под ногами трава переливалась блестками. Я замерла, не в силах идти дальше.

А в центре всего этого стоял мольберт. При взгляде на него становилось понятным слово “старинный”. Позолоченное, чуть потертое дерево, бронзовые части, какие-то узоры. И такой же стул.

Рафаэлю на вид было чуть больше тридцати. Впрочем, если верить истории, он и исчез из земной жизни в возрасте тридцати семи лет. И в Небывальщине его возраст не изменился.

Художник продолжал напевать, явно не замечая нас, уйдя в процесс рисования. Что-то легкое и светлое рождалось на полотне. И сам художник выглядел так же. Длинные темные волосы, берет, чуть сдвинутый набок, белая рубашка, в пятнах краски, летающие движения кистью.

– Чтоб мне… – прошептала и тем самым привлекла внимание художника.

Песня стихла.

– О, прекрасная дама! – на языке сидхе Рафаэль говорил с легким акцентом. – Это же Хесс! Наместник, надо сказать, ваше описа…

– Добрый день. – перебил его Аластор. – Мы по делу. А ты как всегда великолепен.

– И откуда вы меня знаете? – добавила я.

– Все красивые леди Горхейма мне известны.

– Я не из Горхейма. И не считаю себя леди.

Возможно, вышло несколько резче, чем хотелось. Но Рафаэль не обиделся, лишь улыбнулся так, что сложно было не улыбнуться в ответ.

– Важно кто вы внутри на самом деле, Хесс. У вас красивые глаза, но очень одинокие, хотя взгляд гордый.

Отлично, теперь меня ждет сеанс психотерапии от известного художника? Извините, я сама могу справиться со всем вот этим.

– Мы к вам по делу. – я посмотрела на Аластора. Мол, давай, действуй! Но Темный принц почему-то притворился временным тугодумом. И вместо помощи с интересом рассматривал незаконченную картину. Отлично!

– И что за дело, прекрасная Хесс? Хотите ваш портрет? Или, чтобы я нарисовал вас с Темным принцем? Вы идеально смотритесь вместе, так гармонично, так изысканно. Хотя я вижу вас в белом платье. Да, именно в белом, контрастно с одеждами нашего наместника.

Спокойно, Хесс, просто Рафаэль весь в творчестве. Улыбнись ему, вот так.

– Я с удовольствием обращусь к вам за таким приятным делом, но после. Скажите, вы встречались с леди Удачей?

Да, я такая. Вопрос сразу в лоб. Потому что не могу долго ходить вокруг да около. И потому, что в глубине души чувствовала: не стоит затягивать.

Рафаэль не удивился вопросу. Он глянул на картину, мазнул в одном месте и кивнул. Затем вновь взглянул на меня.

– Как интересно, что это оказались вы, Хесс. Леди Удача говорила, что про нее однажды спросят, но не уточнила кто. Однако она сказала, что я должен буду ответить честно. От этого зависит удача. Очень красивая метафора.

– Просто шикарная. Так что насчет…

– Леди Удача просила передать вам две вещи. Сначала, это.

Рафаэль потянулся к мольберту, в специальных углублениях которого лежали кисти. Взял одну из них, с голубым оттенком, протянул мне.

– Она сказала сделать две кисти, чтобы одну отдать тебе.

– Кисть?

– Я так полагаю, кисть из волос леди Удачи? – обрел дар речи Аластор.

Он подошел ближе и повертел подарок в руках.

– Нет, это перо. Оно не совсем перо, но когда я держал его в руках, то оно было пером. В любом случае это – первая вещь. А вторая, – Рафаэль снова улыбнулся. – Леди Удача сказала, что кисти будет вам достаточно. И лично для тебя Хесс: не упусти ее.

– Кисточку?

– Удачу.

Кисточка на ощупь оказалась теплой и точно невесомой. Я взглянула на Рафаэля, а он пожал плечами.

– Это все, красавица. Что будет дальше, я не знаю. Хесс, пожалуйста, повернитесь в профиль.

Я сделала большие глаза, но послушалась. Рафаэль обошел меня по кругу и даже хлопнул два раза в ладоши. Ну офигеть можно!

– Идеально! Все же у нашего наместника четкий глаз!

– А он тут при чем?

– При том. – вмешался Аластор. – Что ты, Хесс, известная личность в Горхейме. Сбежала от меня, выбрала жизнь среди смертных, гоняешь оттуда тех, кто причиняет вред людям.

Рафаэль улыбнулся на эту фразу и мягко проговорил:

– Если захотите ваш портрет, Хесс, я буду счастлив. Я заряжу его солнечной радостью и теплом домашнего очага.