‒ Э, нет! ‒ отмахнулся Коромыслов. ‒ Так нельзя, дорогой товарищ-барин! Повидал я вашего брата-дипломата, белой костью себя считаете, а техсостав для вас рылом не вышел, да? А для меня все равны. Знатная леди и Джуди О’Грейди, понимаешь…

Баш-Баш Киплинга не читал и озадаченно примолк. Водитель Иван тоже не читал, но пробурчал что-то одобрительное. Коромыслов возбужденно попросил: ‒ Ну? Рассказывай! ‒ ему приятна была сама мысль, что не он единственный нашкодил, и блевать в посольском лимузине ‒ это традиционное и освященное дипломатической практикой занятие для высоких гостей.

‒ В жизни всякое бывает, ‒ философски отозвался водитель Иван. Он много чего повидал, когда возил послов и разных приезжих деятелей и в Пакистане, и в других странах, и был доволен возможностью поделиться ценной информацией с таким важным человеком, как Коромыслов. ‒ Не всегда, конечно, это, в машине, блевали… Иногда выйти успевали. Но вот Эполетов, председатель Комитета Государственной Думы по нравственности и противодействию разврату, он аж дважды блевал, когда приезжал и когда уезжал. А спецпредставитель президента Сомнамбулов, так тот на пару с послом развлекался. И главное, все вы при этом ручку рвете… Чем она вам не угодила…. Может, ее вообще снять. Не знаю. Надо подумать. А, Джамиль Джамильевич? Экономия получится, хоть какая-то, на сервис ведь, к дилеру ведь гоняем восстанавливать.

‒ Подумаем, подумаем, Иван, ‒ рассеянно согласился Баш-Баш, который неожиданно перестал нервничать и почувствовал себя увереннее. Слабость Коромыслова сделала его более близким, естественными, домашним что ли… Не какой-то неприступный и сумасшедший исполин, с которым невозможно договориться.

Тем временем они подъехали к «Марриотту», одному из лучших отелей города. Обычная картина ‒ яркая иллюминация, швейцар в ливрее предупредительно бросился к лимузину. Белл-бой в шапочке подбежал с табличкой: «Valet parking is available». Водитель Иван отогнал его резким движением руки ‒ еще чего, станет он всяким слугам гостиничным посольскую машину доверять. Но тут Коромыслов встрепенулся и взволнованно заерзал на заблеванном сиденье.

‒ Это что? Где? Куда вы меня привезли?

‒ Ну, как… ‒ умиротворяюще произнес Баш-Баш, ‒ вам номер «люкс» зарезервировали. ‒ Освежитесь, отдохнете, выспитесь, а завтра заеду за вами часиков этак в 12…

‒ А почему не согласовали?

‒ Как же… Мы телеграфировали. Секретариат запрашивали.

‒ Ах, секретариат! ‒ разгневался Коромыслов. ‒ Такое надо лично, со мной. Хотите меня без охраны оставить в этом очаге терроризма? Чтобы меня похитили и убили?

Баш-Баш внутренне содрогнулся, но нашел в себе силы подлить масла в огонь.

‒ Вы сами программу подписали.

‒ Подсунули, вот и подписал! ‒ сварливо отрезал Коромыслов. ‒ Нечего меня тут селить. В незащищенном «Марриотте». Кто хошь сюда нагрянет. У меня же миссия, или запамятовали? Секретность и конфиденциальность. Буду жить в посольстве. Только там.

‒ Комфорта в наших гостевых комнатах не хватает, ‒ лицемерно пожаловался Баш-Баш. Но внутренне обрадовался, реакция была как раз та, на которую он рассчитывал.

‒ К черту комфорт! ‒ заявил Коромыслов. ‒ Стены вокруг посольства, главное, есть?

‒ Два с половиной метра, сверху колючая проволока, «спираль бруно». Охрана – наша и пакистанская, все вооружены.

‒ Вот! ‒ Коромыслов победно оттопырил большой палец правой руки. ‒ Русские не сдаются. Вместе должны держаться. Иначе зачем мы все эти посольства понастроили…

***

Коромыслова поселили в двух гостевых комнатах. Холодильник набили едой, прохладительными напитками и алкоголем. Обслуживания номеров не предусматривалось, за безопасность приходилось платить.

Утром Коромыслов вышел в пижаме на территорию посольства и в восхищении втянул в себя чистый исламабадский воздух, не отравленный промышленными выбросами. Никаких вредных предприятий в столичной округе не было, это ценили дипломаты, да и обычные горожане.

С гор дул освежающий бриз и тропические пичуги щебетали в густой листве платанов и баньянов. Коромыслов сладостно потянулся и решил совершить полезный моцион перед завтраком. Прогулялся по тенистому парку, обошел бассейн, изучил архитектурное решение административных и жилых корпусов, которые возводили талантливые советские зодчие. Коробки правильной четырехугольной формы без каких-либо излишеств. Час был ранний, посольский люд только просыпался, готовился умываться и завтракать, вокруг тишина, если не считать гомона пернатых, ну, и шелеста листвы, конечно, но звуки природы не раздражали слух подобно другим, искусственным звукам, которые испускают и производят прямоходящие существа, захотевшие поставить себя выше природы.

Но как раз в этот момент уши Коромыслова уловили нечто, нарушавшее акустическую гармонию. Типа «стук-перестук» или «чмок-чпок». Он приблизился к небольшому одноэтажному зданию, напоминавшему сарай или сторожку, и эти «стуки» и «чпоки» доносились именно оттуда. Заинтересовавшись, Коромыслов толкнул дверь, вошел внутрь и оказался в помещении, способном любого мужчину погрузить в состояние душевного счастья и придать смысл его существованию. Это была биллиардная. Стол, хоть и с вытертым сукном и разбитыми лузами, вполне годился для игры. А мощные светильники под потолком придавали ему праздничный вид.

Игрок был один и играл сам с собой, по всей видимости, в свободную пирамиду. При этом комментировал свои удары известными фразами и междометиями, как говорится «за себя и за того парня»: «Нуте-с, сейчас по вам вдарим», «А вот мы в ответ положим своячка», «а чужого вкатить не желаете?» и так далее. Игрок не стеснялся в выражениях (а кого ему было стесняться?) и называл свой кий то «х…ищем-долбищем», то «палкой-втыкалкой», а для луз придумывал не менее сочные прозвища, из которых «разболтанная дыра» или «мышиная пипка» были наиболее пристойными.

‒ Извините, что помешал, ‒ возвестил о своем появлении Коромыслов и добавил: «Здравствуйте». Он и сам любил погонять шары и энтузиазм местного бильярдиста подействовал на него вдохновляюще. Как и внешний вид этого азартного человека, решившего зарядиться ни свет, ни заря. Лет примерно одних с Коромысловым, но не в пижаме, а в растянутых, мешковатых джинсах на подтяжках и цветастой рубахе с отложным воротом.

‒ Какое там «помешал», ‒ человек лучезарно улыбнулся и протянул Коромыслову широкую ладонь. ‒ За честь почитаю увидеть вблизи. Восхищаюсь вами и вашей партией, как и все патриоты земли русской.

Коромыслов погримасничал (дескать ни к чему такой пафос), но тут же поймал себя на мысли, что грубая лесть ему понравилась. «Мужик необразованный, но от всего сердца шпарит, от души…».

‒ Да… ‒ бильярдист почесал свою бороду, черную, но с сединой, коротко стриженую, как у английского или американского боцмана (точь-в-точь как борода Коромыслова), ‒ обязан представиться. Тренькин, Евгений Викторович. Завхоз посольский. Всем вас снабдил, а если надо – еще снабжу. То есть, снабдю… Эх, дела! ‒ Чернобородый гулко рассмеялся. ‒ Постоянно в калошу попадаю с этим русским языком. В смысле – сажусь. А другого и не знаю! ‒ Тут он засмеялся еще веселее и разухабистее. ‒ Вы, конечно, интеллигент и умница, куда мне до вас, но тайну открою, раз уж вы ко мне сюда, в мое убежище. Скажу по чесноку, не таясь, вы – мой идеал мужчины и русского деятеля, и вижу в вас эталон и под этот эталон себя стремлюсь корректировать, чистить и улучшать. Внутренне, разумеется, шансов у меня нет и быть не может, но тут и экстерьер важен, потому как в какой-то степени определяет духовное содержание. Вот так. Как на духу вам признался.