Коромыслов обожал советскую символику и руководящий совет своей партии называл Политбюро, правда, неофициально.

‒ Я-то раньше всегда под пули… Живота не щадил… По-суворовски. По-жуковски. В Джелалабаде и Шатое.

На этот раз Ремезов сдержался, хотя знал очень хорошо: в Джелалабаде в 1989-м Коромыслов был переводчиком при важной партийной шишке и за пределы штабов и прочих охраняемых объектов носа не показывал. А в Шатой в 2000-м он прилетал с группой депутатов с инспекционными целями. Прилетели на вертолете, там же, на вертолетной площадке, полчаса поговорили со специально отобранными и доставленными туда старейшинами, и тотчас улетели обратно.

‒ Ну, это вообще меняет дело, ‒ с воодушевлением заметил Баш-Баш. ‒ Партийный запрет нарушать нельзя. А к причудам Тренькина мы давно привыкли.

‒ Простой посольский завхоз восхищен главой Партии свободы, ‒ размеренно и с еле уловимой иронией произнес Галлиулин. ‒ Вообще-то, эта затея, я имею в виду ту, что вы предложили, настолько дикая и несуразная, что может удастся. А что? Согласуем с центром, проинструктируем завхоза, разумеется, оговорим особое вознаграждение… Он здесь один, семья в Самаре, это удобно, никаких прощальных поцелуев, посиделок с детишками на коленях.

‒ Потрясающе! ‒ обрадованно воскликнул Баш-Баш. ‒ В шифровке напишем так: «В сложнейшей обстановке, характеризующейся ростом террористической опасности, тщательно продумали все возможные варианты реализации задач, поставленных в связи с визитом Потапа Коромыслова, при условии обеспечения его личной безопасности, и предлагаем следующее…». В центре ахнут. Оригинально, новаторски, в духе современности. Смело, по-путински. Концептуально и с далеко идущими последствиями.

‒ Не сомневаюсь… ‒ проронил Ремезов.

‒ Попрошу без иронии! – возвысил голос Баш-Баш. ‒ Вам, кстати, с Евгением Викторовичем вместе ехать. Сопровождать и охранять.

‒ Если он согласится.

‒ Еще бы не согласиться! – возмутился Баш-Баш. – Такой шанс единожды выпадает. Техсостав всегда бабки срубить не прочь. Верно я говорю, Рашид Асланович?

‒ Насчет бабок – абсолютно, ‒ с самым серьезным видом поддержал временного поверенного резидент. ‒ Принуждать Тренькина мы не имеем права, но надо объяснить все доходчиво… Это дело государственной важности, и его заслуги, конечно, будут отмечены. И не только финансово.

‒ Орден ему, орден! ‒ восторженно взвизгнул Баш-Баш. ‒ За заслуги перед Отечеством. Или медаль ордена, тоже не хило. К медали 150 тысяч рублей полагается. А к ордену еще больше.

‒ Главное, ‒ уточнил Галлиулин, ‒ довести до сведения, что такой самоотверженный поступок позитивно скажется на его карьере. ‒ Поедет завхозом в культурную европейскую страну, или в Канаду, Австралию… Вот это будет настоящей наградой. Ну, а риск… Риск конечно, есть, но все-таки он не один будет. Ремезов и этот твой парень, с пушту… Он не откажется?

‒ Думаю, нет.

‒ Дзардан ничего не заподозрит. Тренькин и Потап Никодимович как две капли воды…. Инструкции мы подготовим, наши предложения Дзардана устроят. Перемирие под российские гарантии и созыв конференции с участием вооруженной оппозиции и представителей пакистанского правительства. Талибам это выгодно. Потом вы вернетесь и здесь Потап Никодимович созовет пресс-конференцию. Как бы после возвращения. Как такой план?

‒ Безупречный! ‒ с боевым задором прокомментировал Коромыслов и сжал руки в кулаки.

‒ Разумеется, ‒ заметил Рашид Асланович, ‒ вы из посольства ни шагу, никто не должен знать, что вы здесь. А для Тренькина какую-нибудь простенькую легенду придумаем… Заболел, допустим… Лихорадкой денге. Или короновирусом. Посещения запрещены. Допускаются только врачи.

‒ Уверен, все у нас получится, ‒ важно и со значением сказал Джамиль Джамильевич. ‒ Именно так следует вершить российскую внешнюю политику ‒ честно, искренне, преодолевая трудности.

Рашид Асланович поморщился, Ремезов криво улыбнулся, а Коромыслов захлопал в ладоши.

***

Хамзат шел пешком, и когда он добрался до цели, было уже темно. Это был один из самых дорогих особняков в Исламабаде, расположенный в тихом месте, неподалеку от центральной городской мечети, построенной на деньги саудовского короля Фейсала. У входа, как водится, дежурил чокидар, который знал юношу и пропустил его. Однако главная охрана внутри – бравые парни с автоматами преградили путь.

У меня срочное сообщение для Кази! возбужденно объявил Хамзат.

Охранник оттолкнул наглеца. Тот чуть не упал, однако упорно продолжал требовать встречи.

На галерее верхнего этажа появился элегантный пакистанец – в европейском костюме, туфлях из крокодиловой кожи. Гладко выбритые щеки, подвижный рот. Это был Мушахид.

Пропустите. Мушахид сделал знак охранникам.

Хамзату и прежде доводилось бывать в этом доме, и всякий раз его поражала здешняя роскошь, обилие бронзовых статуй и картин, изображавших обнаженных женщин. Озираясь по сторонам, он поднялся вверх по лестнице, следуя за Мушахидом. Наконец, они вошли в комнату, где увидели Кази. В антураже столь необычном, что у Хамзата дух перехватило.

Знаменитый клерикал, известный своими требованиями о замене светских судебно-процессуальных норм шариатом, о неукоснительном соблюдении закона о святотатстве, полулежал на широкой софе в обществе двух девиц. Кази был после бани розовый распаренный. Вся его одежда ограничивалась простыней, прикрывавшей жирные чресла. Однако седую голову увенчивала каракулевая папаха, без которой Кази практически никто никогда не видел. Юные создания, вооружившись маникюрными инструментами, возились с руками и ногами лидера партии. Рядом восседала в кресле еще одна дама – дебелая, затянутая в прозрачный шальвар-камиз, сквозь который выпирали раскормленные груди. Это была знаменитая на весь город мадам Тахира, содержательница элитного публичного дома, услугами которого пользовалась исламабадская знать.

Студент ошарашено пролепетал:

Кази…

Рахман сурово глянул на гостя и принялся отчитывать:

Ты явился без приглашения. Надо было обождать. Ты перешел границы.

Хамзат сглотнул слюну. Он растерялся, сник.

Вторгся в мою частную жизнь, не унимался мулла. Я распорядился пустить тебя, потому что… Я считаю тебя искренним юношей, ты мне близок… Я ценю твою информацию.

Хамзат стоял красный как рак, на парня было жалко смотреть.

Кази, решив, что пришла пора сменить гнев на милость «сбавил обороты».

Ну, ладно, ладно, надеюсь, это послужит тебе уроком. Ты не лицемер, не ханжа, все понимаешь… Почти все свое время я отдаю служению Аллаху, и только пару часов в неделю трачу на себя.