Вот что после Азенкура было новым, иным, чем при всех предыдущих английских рейдах: «В самом Париже, – рассказывает Жувенель, – были люди, проявлявшие радость и говорившие, что арманьяки разбиты и что на этот раз герцог Бургундский достигнет своего».

Сомнений нет: масса, захваченная бургиньонской пропагандой и втянутая в партийную борьбу, созревает для решительного разрыва с традицией «святого королевства». Через полгода после Азенкура в Париже открыт обширный бургиньонский заговор, имевший, по-видимому, целью убить всю королевскую семью и посадить на престол Иоанна. Граф д’Арманьяк, фактический диктатор, рубит головы изменникам и пораженцам, дезертирам и военачальникам, пасующим перед англичанами. Но он, конечно, не в силах остановить катастрофу. Бургиньонские листки продолжают распространяться по Парижу. И в октябре 1416 г. Иоанн с помпой встречается в Кале с Генрихом V.

Результаты свидания содержатся в глубокой тайне, и миллионы людей долго ещё ничего не будут понимать в бургиньонской игре. Но герцог Бургундский переступил в Кале через последнюю черту: он обязался своими действиями оказывать фактическую поддержку англичанам, а в дальнейшем, когда будут достигнуты достаточные военные успехи, признать Ланкастера королём Франции.

В следующем (1417-м) году Генрих V вновь появляется в Нормандии со своими войсками. И это уже не рейд, а начало систематического завоевания.

* * *

Тем временем во Франции умерли один за другим герцог Гюйенский и второй дофин, герцог Туренский. Наследником престола и, следовательно, врагом номер один для бургиньонов стал младший сын Карла VI, четырнадцатилетний граф де Понтье. И внезапно бургиньоны получили огромный козырь в свою игру: под влиянием графа д’Арманьяка юный дофин насмерть рассорился со своей матерью. С согласия дофина королеве Изабо урезали её штат, к чему она была особенно чувствительна, и отправили в своего рода ссылку в Тур. Там бургиньонам удалось перехватить королеву, возненавидевшую своего сына. Нет никакого сомнения в том, что и по смыслу монархической традиции, и по букве распоряжений Карла VI функции больного короля были переданы наследнику престола; тем не менее в Туре с этого момента организовалось бургиньонское правительство в изгнании, распоряжавшееся от имени королевы и чеканившее монету с её изображением.

Пока население в дикой панике бежало из Нормандии от англичан, дофин судорожно старался восстановить внутренний мир, добиваясь от Иоанна разрыва соглашений, «которые у него имеются или могут иметься с англичанами». Конференции в Ла-Томб как будто приводили к цели. Но теперь против «гнилого мира» упёрся граф д’Арманьяк. И пока дофин старался устранить его оппозицию, в Париже в ночь с 28 на 29 мая 1418 г. произошло новое восстание, и столица перешла в руки бургиньонов. Завернув дофина в простыню, прево Парижа Танги дю Шатель едва успел укрыть его в Бастилии.

По всему городу шли бесчисленные аресты, убийства и грабежи. Попытка Танги вернуть столицу под власть дофина кончилась неудачей, и дофин из Бастилии отступил на Луару, бросив Париж, куда он вернётся только через 19 лет. «По милости Божией, мы можем теперь свободно вести наши прения и возвышать голос правды», – восторженно заявлял Университет, пока отдельные его члены, настроенные антибургиньонски, бежали вслед за дофином на юг или «вычищались» самым радикальным способом (отправкой на тот свет). Одновременно с отменой всех налогов бургиньонская власть установила смертную казнь за недоносительство на арманьяков. Затем, когда тюрьмы наполнились до отказа, толпа, как в 1413 г., бросилась резать арестованных. Точные цифры назвать невозможно, их и среди современников толком никто не знал, но можно считать несомненным, что никогда больше, – ни в сентябре 1792 г. и ни в какой иной момент – Париж не видел того, что он видел в мае – июне – июле – августе 1418 г. «Парижский Буржуа», сам отъявленный бургиньон, рассказывает об «убийстве по ошибке» беременных женщин, о женских трупах, «в одной рубашке» валявшихся на улицах. В Большом Шатле арестованные сопротивлялись несколько часов, пока их не сожгли вместе с тюрьмой. Беспрерывные аресты вновь наполняли тюрьмы, впредь до новой «чистки». Настоящая вакханалия повальных конфискаций обогащала победителей; по словам Жувенеля, только три бургундских военачальника, первыми вошедшие в Париж в момент переворота (Вилье де Лиль-Адам, Шателюс и Ле-Во-де-Б ар), захватили каждый не менее 100 тысяч золотых экю, т. е. свыше миллиона в золотых франках 1913 г. (причём покупательная способность золота была в XV веке значительно выше, чем в ХХ-м). Все видные университетские деятели, начиная с благополучно вернувшегося Кошона, стали в Париже домовладельцами. А жён и детей прежних хозяев «выгоняли полуголыми на улицу».

И пока толпа среди других убитых «арманьякских собак» волочила по улицам трупы епископов Кутанса, Лизье, Эвре и Санлиса, упокоенный победою Университет первым делом потребовал и получил отмену галликанских вольностей. В Констанце Жерсон внезапно оказался бездомным эмигрантом и прямо с Собора уехал в Тирольские Альпы.

Вернувшись в Париж, герцог Бургундский оставил пьяную от крови толпу делать её дело, пока было кого истреблять. Когда же чёрная работа была сделана и надо было организовывать новый режим, он бросил банды уличных убийц против войск дофина под Монтлери, в справедливом расчёте, что их там разобьют, затем запер перед их остатками ворота Парижа и для острастки казнил одного из главных террористов, Каплюша.

В голодном Париже, где цены стремительно взвинчиваются из-за выпуска «фальшивой монеты», т. е. дополнительных денежных знаков, где люди мрут в таком количестве, что покойников десятками закапывают в общие ямы, и волки, врываясь из опустошённых окрестностей, разрывают кладбища и пожирают трупы, организуется наконец бургиньонская власть, находящаяся с наследником престола в состоянии гражданской войны. Тот факт, что эта власть прикрывается именем сумасшедшего короля, которого она захватила в свои руки, не может, конечно, никого обмануть: разрыв с монархической традицией совершён. И Англия требует теперь от новых парижских владык выполнения их обещаний.

И всё же бургиньонский режим и теперь ещё не решается стать режимом англо-бургиньонским, ещё боится открыто сказать стране, что разрыв с наследником престола окончателен и бесповоротен. В сентябре 1419 г. Изабо пишет Генриху V: «Если бы мы и наш кузен (Иоанн. – С. О.) подписали ваши условия, все бароны, рыцари и города королевства оставили бы нас и присоединились к нашему сыну».

Всё ещё не решаясь открыто «податься под англичан», бургиньонская власть держит, однако, свои обещания, саботируя и предавая патриотическое сопротивление. Руан, осаждённый Генрихом V, сопротивляется больше года; в городе поедают «лошадей, собак, мышей, крыс и всё прочее, человеку непотребное», наконец жертвуют всем небоеспособным населением, заставив его выйти за городские стены, где оно гибнет между городом и английским лагерем. Руан, державший сторону герцога Бургундского, ждёт теперь от него и непрестанно требует подмоги; Иоанн тайно советует капитулировать. Руан ему пишет: «Если за отсутствием вашей помощи нам придётся стать подданными короля Англии, у вас во всём мире не будет злейших врагов, чем мы, и если явится возможность, мы уничтожим вас и ваше потомство». Исчерпав все средства сопротивления, столица Нормандии сдалась.