Мне однозначно не доводилось видеть мужчины, красивее Саймона Рассела. Я не назвал бы его красоту мужественной – мужественность обычно сдерживает крайние проявления красоты, она подразумевает грубоватое, суровое притяжение несовершенства. Ничего подобного в Расселе не было. Его лицо было просто и без затей совершенно. Густые волнистые светлые локоны падали на лоб, затеняя большие, изумительно голубые глаза. Точеный нос римской статуи (мне всегда не нравился мой нос, поэтому на чужие я обращаю особое внимание), прекрасно вылепленные, немного даже девичьи губы и ровные, может, чуть слишком острые зубы дополняли картину. Но совершенство здесь не заканчивалось. Вместо худосочного телосложения, какое у нас ассоциируется с актерами из породы Смазливых Светловолосых Франтов, у Рассела было тело настоящего атлета, мускулистое, подтянутое. Короче говоря, он был великолепным экземпляром. Мне кажется, иногда богам надоедает постоянно искажать свои творения и тогда они позволяют себе выпустить в свет нечто безупречное; именно таков был Рассел. Если всерьез задаться целью найти у него хоть один недостаток, то можно было бы заключить, что ноги у него были слегка коротковаты для его роста. Позже я узнал, что эта незначительная деталь, эта пылинка на радуге, стоит ему многих часов болезненных ежедневных размышлений, что показывает, насколько паранойя и неблагодарность свойственны роду человеческому.

Мы втроем, решив держаться подальше и от режиссера, и от гостиничного ресторана, вскоре оказались в тесной кабинке любопытного акфильдского ресторанчика, отделанного – вот уж странная идея – в стиле Дикого Запада. Вечер получился приятным, проект начинался определенно удачно. С Саймоном было приятно общаться: у людей, которым сопутствует удача, есть одна чудесная черта – с ними легко. Он был женат, имел троих детей – мальчика и двух девочек, о которых мы услышали (и нам предстояло слышать и дальше) немало, – он говорил о себе и о своих победах с непринужденностью и без малейшей застенчивости, на что способен только настоящий, искренний эгоцентрик. Но с ним было легко и весело, он очаровывал и прекрасно сочетался с бурной разговорчивостью Беллы. А еще он был колоссальная кокетка. Ни одно взаимодействие с другим смертным, от официантки до человека, у которого мы спросили дорогу, не оставалось без луча его ослепительной улыбки. Все люди, даже самые угрюмые и незначительные, должны были безропотно покориться его чарам. Я с огромным удовольствием наблюдал его в действии.

– Не думаю, что я выдержу полтора месяца в комнате, куда меня поселили, – сказала Белла. – Я сначала подумала, что тут какая-то ошибка. Она размером с выдвижной ящик, а туалет там буквально в стенном шкафу. – Она жестом показала официанту, чтобы принесли еще бутылку.

Общеизвестно, что слова «актер» и «ворчун» – синонимы. Для нас нет ничего приятнее возможности всласть поныть, сетуя на условия, в которых приходится работать, спать, гримироваться. Существует старая шутка про актера, который пять лет просидел без работы, уже собирался утопиться и вдруг получает главную роль в фильме: должен играть с Джулией Робертс, и, когда его спрашивают, правда ли это, отвечает: «Правда. Но, к счастью, завтра у меня выходной».

Я не особенно обращаю внимание на такие вещи, но меня приводила в уныние перспектива провести полтора месяца в окружении коричнево-оранжевых обоев, и именно тогда и родилась мысль снять на троих деревенский домик Дело, конечно, было немного рискованное, но мы решили договориться о понедельной оплате, что позволило бы нам значительно сократить расходы и сделать наше существование значительно более комфортным.

– Вот только, – говорила Белла, – я поспрашивала у людей. Здесь в округе почти все – часть поместья Бротонов, а я так понимаю, их вряд ли заинтересуют арендаторы на такой короткий срок. Для отпускников здесь границы на замке.

– А кинокомпания не может как-то подергать за ниточки? – Саймон мягко улыбнулся, как человек, для которого неудобный статус-кво всегда можно изменить. – Они ведь на нас, наверное, неплохо зарабатывают. Кто там менеджер по съемкам на натуре? Кто-то же должен быть с ними в хороших отношениях. По крайней мере пока.

Съемки начинались на следующий день, и так или иначе выяснилось бы, что я с Бротонами в приятельских отношениях, так что я вмешался.

– Я с ними знаком. Не знаю, сдается ли у них сейчас что-нибудь, но могу спросить.

Белла обрадовалась, но совсем не удивилась такому повороту. Она знала и раньше о моей двойной жизни и, будучи далека от снобизма, не считала, что это требует какого-то особого отношения. Но по тому, как загорелись автомобильными фарами глаза Саймона, когда он повернулся ко мне со своей повергающей в прах улыбкой, я заметил, что я значительно вырос в его глазах.

На следующее утро, едва я прибыл на съемочную площадку – сцену бала в Красной Гостиной, где Эдит и Чарльз принимали нас в день своей помолвки, мое инкогнито, если оно у меня еще оставалось, разлетелось в прах. Большая часть главных действующих лиц уже облачились в свои примерно-соответствующие-эпохе костюмы, когда вошла леди Акфильд.

– О, маркиза! – произнес Твист и совершил телодвижение, которое, вероятно, считал учтивым поклоном. Она даже не поморщилась, когда напыщенно, как мэр какого-нибудь городишки в Центральных графствах, он начал представлять ей исполнителей – нет, леди Акфильд сохраняла на лице невозмутимую улыбку. Отыскав глазами меня, она вырвалась, поцеловала меня в обе щеки и отвела к окну. Для большинства присутствующих в ту же секунду я перестал существовать как актер, и мне понадобилось больше половины съемочного времени, чтобы восстановить хоть часть доверия к моим профессиональным качествам.

– Эдит говорит, вы не хотите останавливаться у нас.

– Вы очень добры, но честно – нет. Боюсь, я могу запутаться, за какую команду я играю.

Она рассмеялась и ответила, окидывая беглым взглядом комнату:

– Очень надеюсь, что этого не случится. – Я улыбнулся. – А где вы собираетесь остановиться? Вы же не можете всерьез считать, что выдержите так долго в местном пабе?

Я вспомнил жалкие буклеты на моем туалетном столике в гостинице, возвещающие: «Добро пожаловать в великолепие особняка Нотли-Парк!» – и покачал головой:

– Не думаю.

– Слава богу.

– Честно говоря, мы тут с двумя приятелями подумывали, нет ли в поместье чего-нибудь, что мы могли бы снять на время. Как вы думаете? Что-нибудь простенькое. Нашлись бы три спальни и горячая вода.

– Кто еще?

Я кивнул в сторону Беллы в темно-красном бархатном платье, которая болтала с Саймоном. Он был в бледно-голубом шелковом костюме, с кружевами на запястьях и у горла. В отличие от париков большинства статистов, у его парика не был такой вид, будто его сняли с утопленника, выловленного в Темзе, – он обрамлял лицо Саймона еще более роскошным изобилием светлых локонов, чем он мог похвастаться вне съемочной площадки. Рассел заметил наши взгляды и с улыбкой оглянулся.

Леди Акфильд выверено улыбнулась в ответ.

– Святые небеса, какой красавец.