1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством НДПА и ДРА, не давая Амину поводов считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело.

2. …Учитывая неоднократно высказывавшееся им пожелание совершить официальный или рабочий визит в Москву для встречи с Л.И. Брежневым и другими советскими руководителями, следовало бы дать ему в принципе положительный ответ, не определяя, однако, сейчас конкретных сроков этого визита.

К пункту 108 протокола № 172

Сов. секретно

Кабул

Совпослу

Первое. Посетите Х. Амина и, сославшись на поручение, скажите ему, что в Москве с пониманием относятся к высказанному им пожеланию посетить Советский Союз для бесед с товарищем Брежневым Л.И. и другими советскими руководителями. Это его пожелание воспринимается нами как выражение намерения руководства НДПА и ДРА крепить и углублять дружбу и всестороннее сотрудничество между нашими партиями, странами и народами.

Советские руководители будут готовы принять в Москве Х. Амина, чтобы по-товарищески и по-деловому обменяться сведениями по интересующим обе стороны вопросам, как только для этого представится возможность. К вопросу об определении взаимоприемлемого срока такого визита можно будет вернуться через некоторое время, принимая во внимание ранее запланированные в СССР крупные партийно-государственные мероприятия, а также уже согласованные внешнеполитические мероприятия…»

Вкратце остановлюсь на вопросах, почему же Амин, невзирая на опалу и подозрения на участие советских представителей в попытках его убийства, тем не менее стал добиваться от СССР помощи войсками. Вижу две причины…

Во-первых, как революционер, желавший прогрессивных преобразований и видевший свою страну чуть ли не социалистической, он продолжал верить и надеяться на Советский Союз. Об этом свидетельствует многое и многие, включая его жену. Отсидев в Пули-Черхи после его убийства и освободившись, она с тремя выжившими детьми переедет на постоянное место жительства в СССР. «Амин любил Советский Союз, — говорила она, — и я хочу своим поступком быть верна его идеалам». Такой явно просоветский лидер не мог соответствовать замыслам масонских «экспертов».

Во-вторых, параллельно с андроповскими усилиями продолжали работать и другие пункты плана Бжезинского. Прежде всего, направленные на активизацию действий оппозиции. Амину было известно о результатах поездки Бжезинского в Китай и Пакистан за несколько месяцев до описываемых событий. К тому же они уже были довольно ощутимы в ряде восточных провинций. Он не мог не располагать информацией из зоны пуштунских племен в Пакистане о предполагаемом значительном увеличении масштабов вооруженного вмешательства в ДРА. Он предвидел и пытался упреждать негативное для него развитие событий, когда без помощи СССР мог бы оказаться один на один с резко ухудшавшейся ситуацией. К тому же она усугублялась и случившимся расколом среди халькистов. Ярким подтверждением этого как раз и явился мятеж 7-й дивизии. Хафизулла явно рассчитывал, что, заменив неблагонадежные войска кабульского гарнизона советскими, он уменьшит риск повторных мятежей в столице. В частности, 7-я пд была срочно передислоцирована в Мукур. На периферии такие соединения были менее опасны…

* * *

Из Записки Андропова, Громыко и др. для Политбюро от 29.10.79: «…Амин, судя по всему, понимает, что внутренние и внешние трудности развития афганской революции, географический фактор, зависимость Афганистана в обеспечении повседневных потребностей армии и народного хозяйства обусловливают объективную заинтересованность афганского руководства в поддержании и развитии всесторонних афгано-советских отношений. Понимание Амином того факта, что на данном этапе он не может обойтись без советской поддержки и помощи, дает нам возможность оказывать на него определенное сдерживающее влияние…»

Этот вывод — почти единственный адекватный и объективный из остальных, содержащихся в документе. Еще в положительном плане в глаза бросается неожиданная (хотя и с оговорками) оценка обстановки: «…В последнее время военное положение в Афганистане несколько стабилизировалось…» Как эта фраза оказалась вдруг в Записке, имевшей абсолютно противоположную цель представить все в как можно более мрачном свете? Ведь готовя этот документ, Андропов наверняка стремился обеспечить в конечном счете принятие того решения, ради которого им было затрачено столько усилий… Возможно, настоял тогда маршал Устинов, опиравшийся на оценки своего аппарата в Кабуле. Известно, что накануне, в сентябре — начале октября, при участии генерала армии И. Павловского и генерал-полковника В. Меримского, силами 3-го армейского корпуса в провинциях Пактия и Пактика (юго-восток страны) был проведен ряд успешных операций, в том числе деблокирован город Ургун, разбито крупное бандформирование в районе Танги (15–20 км ю.в. Газни). Меримский докладывал: «Успешные действия 12-й и 14-й пд в провинциях Пактия и Пактика… оказали значительное влияние не только на соединения, участвовавшие в боях, но и на все вооруженные силы. Они вселили уверенность личного состава в свои силы, в возможность вести успешную борьбу с вооруженной оппозицией».

В моем досье хранится множество свидетельств военных советников, в том числе из Кандагара, Фараха, Мазари, Газни и других, утверждавших об абсолютно спокойной обстановке в зонах их ответственности, беспрепятственных передвижениях безо всякой охраны вплоть до ввода наших войск. Уже многократно упомянутый Николай Пиков тоже рассказывал, как где-то в октябре или чуть раньше ездил по южному маршруту в служебную командировку рейсовым автобусом из Кабула в Герат. В одиночку, чуть ли не на крыше среди толпы пассажиров-афганцев, через всю страну, без чалмы, бороды и даже без гранатомета! А потом обратно, и без происшествий.

Так в чем же дело? Ведь вроде бы из приведенных чуть выше пунктов ясно вытекает здравый путь, без кровопролития и ввода войск. Тем более четко утверждается «понимание» Амином необходимости сохранения просоветского курса. Видимо, при подготовке документа все же проявились результаты размышлений по поводу «а не взбрыкнет ли Хафизулла в сторону Запада?». Сомнения отпали, и это оказалось зафиксированным в Записке. Однако оба эти пункта идут вразрез с остальным содержанием, направленным на обоснование устранения Амина и необходимости ввода войск, значительно противоречат содержанию документа, подтверждая, что он мог готовиться по разделам и поспешно в разных ведомствах, а потому нелогичен. И не только…

Действительно, Записка датирована 29 октября. Однако на ее подготовку, согласование, правку, новое редактирование и «добро» подписантов тоже требовалось определенное время. И все это явно состоялось только после подавления мятежа 7-й пд (и третий блин комом!), в течение примерно недели с момента принятия Андроповым и Брежневым решения на переход к более решительным действиям и с выносом обсуждения теперь уже на Политбюро. Налицо явная поспешность.

В своих воспоминаниях Л. Горелов через полтора десятка лет расскажет, как в октябре-79 (скорее всего, как раз 31.10) их с Б. Ивановым заслушивал Брежнев в присутствии еще нескольких членов Политбюро. Еще раз подчеркну, что это происходило после провала «дубль-3», накануне заседания Политбюро ЦК КПСС, состоявшегося, как уже говорилось, 31.10.79, и совпало с приездом его и В. Заплатина на ежегодную коллегию Министерства обороны. (Кстати, авторы «Вируса «А» почему-то умудрились использовать этот сюжет еще дважды, продублировав его в том числе и августом, мол, и тогда Горелов с Заплатиным вызывались в Москву для заслушивания высшим руководством, чего на самом деле не было. Заплатин подтвердил мне, что это имело место только в конце октября, но такой чести удостоен был лишь Горелов.)