пальцем в товарища. — Ты Керли! Ну точно же, точно! Ты и есть Керли! Весь в кучеряшках!

— А ты Рыжик! — довольно воскликнул Керли, гладя шерстяные завитки на макушке. — Рыжик, и всегда им был!

На то, чтобы дать имена остальным, ушло еще полчаса. Когда довольные домовые были поименованы и приготовились браться за чистку картошки, я взяла кастрюлю с ломтями мяса и отправилась в сад, покормить дракона. Вчера это делали домовые, но сегодня мне захотелось взять это на себя.

Вчера я в первый раз увидела дракона и еще не успела на него налюбоваться.

Это было удивительное существо, и мне хотелось смотреть на него и запоминать — кто знает, когда еще я увижу Гербертова сородича? За два дня в академии мне удалось познакомиться со множеством чудес, но дракон был хорошим чудом, в отличие от всего остального.

Герберт лежал под деревьями, меланхолично жуя капустный лист. Увидев, что я иду, дракон завалился на бок и подставил пузо так же, как это делали домовые: чеши, не отвлекайся. Ты там какой-то ерундой занимаешься, а тут дракон не чесан, не обласкан, и вот как жить?

— Привет, маленький, — сказала я, поставив кастрюлю с мясом в стороне. Мне всегда казалось, что драконы холодные и скользкие, а Герберт оказался теплым, и я едва не смеялась, как ребенок. — Кто хороший мальчик?

— Гам!

— Герберт хороший мальчик! Герберт мой хороший мальчик!

— Гам! Гам!

Я не поняла, как дракон это сделал — просто меня вдруг подбросило в воздух, все кругом завертелось и закрутилось, и я обнаружила, что уже не глажу чувствительное брюхо Герберта, а сижу на его спине. Дракон весь напрягся, сжался и прянул в небо.

Кажется, я заорала во все горло, понимая, что сейчас свалюсь с его спины, и все закончится. Кажется, я размахивала руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, пока не смогла вцепиться в один из гребней на драконьей шее. Рядом со мной хлопали мощные крылья, в лицо плеснуло дождем, и неожиданно серая завеса туч разошлась, и я погрузилась в ледяную синеву осеннего неба.

Я тотчас же окоченела — здесь, наверху, было так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал. Герберт обернулся в мою сторону, и от его спины стало подниматься тепло, а сквозь чешуйки брони проглянуло золото огня: дракон обогревал всадника своим внутренним жаром. Под нами лежало облачное одеяло, и в одной из прорех в нем вдруг показался Веренбург, похожий на россыпь детских кубиков. Я даже дышать не могла от восторга — превратилась в зрение, впитывала всем сердцем все, что видела, понимая, что это настоящее чудо, которое неожиданно положили мне в ладони. А вот и замок Королевской академии — интересно, там уже заметили, что дракон улетел? Вот Винтеркорн разозлится!

Словно поняв, что для первой прогулки достаточно, Герберт начал снижаться. Он не просто опустился в саду академии — дракон пролетел над городом так низко, что трубы домов едва не царапали его живот. Вот «Луна и Кастрюля», вот дом, где я снимала угол на чердаке, вот городская ратуша, вот парк — люди испуганно ахали, задирая головы к небу, кто-то махал руками, и я услышала восторженные возгласы. Дракон сделал почетный круг над городом и неторопливо двинулся в сторону замка. Вскоре он опустился в саду — я почти без чувств сползла с его спины, а Герберт принялся завтракать с таким видом, словно ничего особенного не произошло.

— Это, знаешь ли, наглость, — услышала я и не сразу поняла, что это Винтеркорн — и что он обращается ко мне. Моя душа звенела и пела от восторга, лицо было обожжено ветром, и я не могла взять в толк, что это за человек вышел к нам с Гербертом из-за деревьев, и чего он от меня хочет.

Ах, да. Кажется, Арно решил, что я отважилась угнать его дракона.

— Я понимаю, что ты на меня сердишься из-за того, что случилось утром, — продолжал Винтеркорн, и в его голосе шелестел лед. Я заметила, что он успел надеть щегольский платок брусничного цвета с искрой, который полностью закрывал шею. — Но красть моего дракона — это не то, что я прощу. Как это вообще пришло тебе в голову?

— Да не крала я его, — вздохнула я. Настроение сейчас было легким и светлым — мне ни с кем не хотелось ни спорить, ни ссориться. — Я пришла покормить Герберта, а он вдруг сам забросил меня себе на спину, — я провела ладонью по шее и добавила, обернувшись к Винтеркорну боком: — Видите, на капюшоне дырки от его зубов?

— Гам! — подтвердил дракон, доедая мясо. Винтеркорн покачал головой — мне показалось, что он старательно скрывает гнев, который собирался выплеснуть на меня.

— Что сегодня на обед? — спросил он.

— Суп с колбасками, картофель в горчичном соусе и отбивные, — ответила я, забирая у Герберта опустевшую кастрюлю. Дракон довольно вздохнул, положил шею на лапы и посмотрел так, что было ясно: он не даст меня в обиду даже своему хозяину, и Винтеркорн это понял.

— Готовься к конкурсу, Майя, — произнес он, давая понять, что разговор окончен. — Можешь мне не верить — но это как раз то, что тебе нужно.

* * *

Джон

Жизнь ректора Королевской академии чародейства и волшебства — это не только занятия, организация учебного процесса и решение проблем со студентами, преподавателями и бытом. Почти каждый день у меня была какая-нибудь встреча в Веренбурге или соседних городах — банкам, фабрикам, коммерческим организациям нужны новые маги для работы, и все эти замечательные места находят то, что может меня заинтересовать.

Сегодня это был профессиональный визит в компании бургомистра Веренбурга — мы посетили отделение министерства артефакторики, и его начальник, мирр Давид аль Арам, низенький, чернявый южанин, похожий на гнома, почти полтора часа рассказывал нам о новейших разработках в его сфере. Вот артефакт, который способен погружать пациента в глубочайший сон — новое слово в медицине, отличный помощник при операциях, все, что было до него, намного слабее.

— И уже есть договор о поставках с Первой королевской клиникой в столице! — с гордостью сообщил аль Арам. — Пройдемте вот сюда, уважаемые мирры, взгляните: вот этот артефакт создан для того, чтобы ускорить работу почты. Да, у нас есть ответная бумага, но ее цена слишком высока для массового потребителя. А это…

Я слушал вполуха, сохраняя сосредоточенное выражение лица, и думал о Майе Морави и том, что не могу обуздать Винтеркорна, который полон собственных планов и не собирается посвящать