Впереди уже показались ворота дворца, распахнутые настежь и никем не охраняемые.

Дагориан, проехав в них, осадил коней, соскочил и закрыл чугунные створки. Зная, что от натиска толпы они все равно не спасут, он подкатил к парадному входу.

Рассвет уже занимался. Дагориан пустился бегом по широкой дворцовой лестнице. Королева встала, и на ней было простое шерстяное платье, синее с белой каймой:

— Надо спешить — толпа скоро нагрянет сюда, — сказал Дагориан. — Едем.

— Едем? Но куда? Я королева, и они не причинят мне зла. Эти люди мои подданные, они меня любят. И я не желаю носить это гадкое платье: оно кусает мне кожу.

— Толпа не знает, что такое любовь. Там, в городе, грабят, насилуют и убивают. Скоро они сообразят, где можно хорошо поживиться, и явятся сюда.

— Мой кузен Маликада вернется и защитит меня.

— Поверь мне, голубка, твоя жизнь в опасности! — сказала Ульменета. — Надо бежать из города.

— Люди благородного происхождения не поддаются панике, Ульменета, особенно когда имеют дело с бунтующей чернью.

— Это не просто бунт, — сказал Дагориан, — они одержимы.

— Одержимы? Что вы такое говорите?

— Это правда, ваше величество, клянусь вам. Я сам видел демонов, когда расследовал произошедшие в городе убийства. Думаю, их вызвал сюда Калижкан. Мне и раньше случалось видеть разгневанную толпу, но такого, как сегодня, я еще не видывал.

— Вы говорите это, чтобы меня напугать, — упорствовала Аксиана.

— Он говорит правду, голубка, — вмешалась Ульменета, — Я тоже знала про этих демонов и знала, что Калижкан — это ходячий труп. Он тоже одержим силами зла. Ты ведь видела то существо у него в доме — это загуль, оживший мертвец. Послушайся Дагориана, и поедем.

— Нет! — Аксиана в страхе отпрянула назад. — Маликада меня защитит. Я расскажу ему про Калижкана, и Маликада накажет его,

Ульменета положила руки ей на плечи,

— Успокойся. Я с тобой, и все будет хорошо. — Она дотронулась до лба королевы, и Дагориан увидел льющийся из ее ладони голубой свет. Королева повалилась ей на руки, и Ульменета уложила ее на кушетку, сказав: — Теперь она проспит еще несколько часов.

— Да вы колдунья, — прошептал Дагориан,

— Я монахиня, а это разные вещи, — отрезала женщина. — Ту малую силу, которая у меня есть, я использую для врачевания. Неси ее вниз, только осторожно.

Дагориан взял Аксиану на руки. Беременность не слишком отяжелила ее, и он без труда дошел с ней до повозки. Ульменета положила ей под голову свернутый мешок и укрыла ее одеялом. Фарис и Суфия тоже забрались в фургон, Коналин сел на козлы рядом с Дагорианом.

Подъехав к королевской конюшне, Дагориан оседлал себе боевого коня — высокого, ладоней в семнадцать.

— Лошадьми умеешь править? — спросил он Коналина. Тот кивнул. — Хорошо. Я поеду вперед, а ты следуй за мной к Западным воротам. Если я упаду с коня, не останавливайся, понял?

— Уж будь спокоен.

— Тогда поехали.

Королевский проезд опустел и стал до странности тихим. Дагориан показывал дорогу, и копыта его коня стучали, как боевой барабан. Обнажив саблю, он смотрел по сторонам, но вокруг не было никаких признаков жизни.

Над горами всходило солнце.

Проехав около полумили, они увидели сидящих у дороги людей, измазанных кровью и копотью. Они смотрели на повозку, но не предпринимали никаких враждебных действий, словно придавленные смертельной усталостью. Дагориан спрятал саблю.

У городских ворот они встали в очередь с двадцатью другими повозками и каретами: не они одни стремились уехать из города. Через узкие ворота экипажи проезжали с трудом. Несколько приехавших откуда-то всадников не могли проникнуть в город и сердито бранились со стражей.

Дагориан сошел с коня и хотел уже сесть в повозку, когда услышал голос Антикаса Кариоса, приказывавшего одному из возниц подать в сторону. Спрятавшись за фургоном, он подождал, когда всадники проедут, и убедился, что они скачут к дворцу.

Ждать становилось невыносимо. Двое возниц, потеряв терпение, двинулись через ворота одновременно. Одна упряжка тут же наехала на другую, и погонщики начали ругаться. Взбешенный Дагориан, подъехав к ним на коне, приставил одному саблю к шее.

— А ну, подай назад, не то кишки выпущу! — Кучер тут же перестал спорить и повернул лошадей, а Дагориан крикнул Коналину: — Проезжай!

Они выехали из города и по длинному склону стали подниматься в горы. Дагориан то и дело оглядывался назад, ожидая увидеть погоню.

— Подстегни-ка их! — приказал он Коналину.

Тот подстегнул, и лошади пошли рысью. Сидящих в повозке тряхнуло. Маленькая Суфия заплакала, и Ульменета прижала ее к себе.

— Не бойся, малютка. — Лошади, тяжело дыша, перевалили через вершину холма, и город скрылся из глаз. Дагориан велел Коналину замедлить ход и ехать по дороге на юго-запад.

Сам он спешился на вершине подъема и через несколько минут увидел, как Антикас Кариос со своими людьми выезжает из города. С замиранием сердца он ждал, что сейчас те пустятся за ними в погоню, но всадники повернули прямо на запад по торговому тракту.

Сколько времени пройдет, прежде чем они убедятся в своей ошибке? Час или меньше?

Сев на коня, Дагориан догнал повозку. Аксиана уже пришла в себя и сидела молча, устремив взгляд на горы. Дагориан привязал коня к задку повозки и забрался внутрь.

— Мы оторвались от них на какое-то время, — сказал он Ульменете. — Где у вас карты?

Ульменета подала ему одну, и он бережно развернул старый, пересохший свиток. Город, изображенный на карте, был значительно меньше теперешней Юсы, но горные дороги были вычерчены четко. Все они вели к городу-призраку Лему, расположенному в двухстах милях южнее Юсы. Город этот некогда вырос близ серебряных рудников, но они истощились более двухсот лет назад, и заброшенный Лем превратился в руины. Согласно карте, им полагалось ехать на юг, через сто миль повернуть на запад, проехать еще семьдесят миль и, перевалив через Карпосские горы, выбраться на прибрежную дорогу в Кафис. Это не самый ближний порт, зато дорога к нему малолюдна, и на ней не должно быть разбойников или мятежных горцев, которые докучают путникам на пути к другому порту, Моресу.

Дагориан выбрал Кафис и по другой, не менее важной причине: Антикас Кариос скорее всего подумает, что беглецы направятся именно в Морес, куда следует Белый Волк со своими людьми.

Он поделился своими соображениями с Ульменетой.

— Что означают эти буквы? — указывая на карту, спросила она.

— Они взяты из старовентрийского алфавита. Вот эта, похожая на баранью голову, значит, что зимой в этом месте прохода нет.