— А дальше что будет? — спросил он Ногусту.

— Ты о чем?

— Об этом вот! — Зубр показал на спящих.

— Доедем с ними до моря и сядем на корабль, идущий в Дренан.

— Вот, значит, как? — рассердился Зубр. — Это когда за нами по пятам идет все вентрийское войско, да еще и демоны в придачу? Самое время навязать себе на шею брюхатую бабу, помешанную к тому же. Да! Забыл упомянуть колымагу, которая ползет, как черепаха!

— Никакая она не помешанная, дубина, — ледяным тоном отрезала Ульменета. — Она пережила сильное потрясение, вот и все. Это пройдет.

— Потрясение, говоришь? А я как же? Меня из армии вышибли — это, по-твоему, не потрясение? Однако песен медведям я пока не пою!

— Ты, насколько я вижу, не беременная женщина семнадцати лет, которую к тому же насильно увезли из дома.

— Я ее из дома не увозил. По мне, пусть возвращается туда хоть сейчас — с тобой вместе, корова.

— Ну а ты что предпринял бы дальше, дружище? — мягко спросил Ногуста.

Зубр опешил. Он не привык, чтобы кто-то спрашивал его мнение, да, собственно, и не имел такового. Он просто обозлился, когда толстуха обозвала его дубиной.

— Поедем дальше без них, и все тут. Она ведь не дренайка, правильно? Они все не дренаи.

— Я дренайка, — презрительно бросила Ульменета. — Но дело не в этом, верно?

— Не в этом? О чем она толкует?

— Дело не в том, кто к какому народу принадлежит, — пояснил Дагориан. — Демоны хотят принести в жертву дитя королевы, понимаешь? И если они добьются успеха, в мире воцарится ужас. Вся нечисть, известная нам из сказок — бесы, оборотни и вурдалаки — вернется назад. Мы должны спасти королеву.

— Спасти? Да ведь нас всего четверо, как же мы ее спасем?

— Сделаем все, что можем, — сказал Ногуста. — Но ты не обязан оставаться с нами, дружище. Ты волен распоряжаться своей жизнью и можешь уехать — цепями тебя никто не приковывал.

Такой оборот разговора Зубру не понравился. Он не хотел бросать своих друзей, и его удивляло, как мог Ногуста предложить ему такое.

— Я не умею карту читать, — пробурчал он, — и не знаю даже, где мы находимся. Я просто хочу знать, с какой стати мы должны возиться с этой девчонкой, больше ничего.

Кебра, вернувшийся с вымытой посудой, не говорил ни слова, но от души забавлялся.

— С какой стати? — вспылил Дагориан. — Как может дренайский воин задавать подобный вопрос? Речь идет о зле, грозящем невинному младенцу! Дело даже не в том, что младенец этот наследник престола и что его мать королева. Долг всех хороших людей — бороться с силами зла.

Зубр смачно плюнул в огонь.

— Высокие слова. Как те, которыми Сканда, бывало, пичкал нас перед сражениями. Справедливость, воинство Света против владычества Тьмы и все такое. А в итоге что? Армия наша разбита, а мы сидим тут на холоде и ждем, когда на нас демоны накинутся.

— Он совершенно прав, — подмигнув Ногусте, заявил Кебра. — Нет смысла спорить. Богатство и слава меня никогда не интересовали. Все эти парады и пиры, которые будут устраиваться в Дренане в мою честь, для меня ничего не значат. Я не желаю жить во дворце, окруженный красивыми женщинами. Все, что мне надо — это клочок земли с маленьким домиком, и они будут моими, если я во всю прыть поскачу к морю.

— Вот, слышали? — торжествующе вскричал Зубр и вдруг осекся. — А что это за богатство, о котором ты говоришь?

— Так, пустое, — пожал плечами Кебра. — Я просто представил себе, какой прием окажут горстке героев, спасших королеву. Золото, почести и прочее. Может быть, даже высокие чины в армии, которая отправится в Венгрию покарать изменников. Да только кому это надо? Завтра мы с тобой поскачем в Кайме и спокойненько отплывем домой. Я всегда найду тебе уголок в своей усадьбе.

— Не хочу я жить в твоей хибаре! Хочу служить в армии, которая пойдет карать изменников.

— Ну что ж, все возможно. Выкрасишь усы в черный цвет и прикинешься, что тебе сорок. Пойду-ка я спать — устал за день.

Кебра ушел, а Зубр спросил Дагориана;

— Мы что, правда будем богатыми и знаменитыми?

— Боюсь, что да.

— Может, про тебя даже песню сложат, — вставил Ногуста.

— Чума с ними, с песнями. Бабенка с тобой за песню не пойдет. Только вот демоны, Ногуста — сможем мы их побить или нет?

— Видел ты когда-нибудь, чтобы мне что-то не удавалось? Ясное дело, сможем.

— Ну тогда ладно. Правда ваша: силам зла нельзя уступать. — Зубр взял свои одеяла, улегся и тут же захрапел.

— Меня тошнит от него, клянусь Небом, — сказал Дагориан.

— Не судите его строго, — возразил Ногуста. — Зубр — человек несложный, однако он глубже, чем может показаться. Со словами у него худо, но на деле он совсем другой — вот увидите. Ложитесь-ка и вы спать. Я покараулю первым, а часа через три разбужу вас.

Дагориан лег, и к Ногусте подсела Ульменета.

— Ты в самом деле веришь, что мы доберемся до моря?

— А вы, госпожа? Вы верите в чудеса?

Ногуста наслаждался одиночеством. Особой нужды нести караул не было — если на них даже нападут, выбор только один: сразиться и умереть. Но он любил ночи в лесу, где шепчет ветер, и лунный свет сочится сквозь гущу ветвей, и могучие деревья навевают мысли о вечном. Лес никогда не молчит. Он всегда в движении, всегда живет. Ногуста улыбался, слушая тихий храп Зубра. Ульменета и Дагориан отнеслись к великану с презрением, когда он решил остаться ради богатства и славы, а зря. Зубру просто нужен какой-то предлог для геройства. Он, как все недалекие люди, боится, что его обдурят. Кебра, ни минуты не сомневаясь в том, что Зубр останется, дал ему требуемый предлог, и теперь Зубр будет стоять насмерть, что бы им ни грозило.

Ногуста спросил Ульменету, верит ли она в чудеса. Им и в самом деле не обойтись без чуда. Он поднес к костру карту Дагориана. Милях в двадцати к югу протекает река Мендея, и на ней отмечены три брода. Если добраться до первого из них завтра к вечеру, у них будет случай переправиться на тот берег и уйти в горы. По этой трудной дороге им придется ехать еще семьдесят миль. Вдоль нее отмечены старые форты, но теперь они, конечно, заброшены. Там могут быть также деревни, где можно запастись провизией — а могут и не быть. Затем из этих негостеприимных мест они спустятся на равнину, и им останется еще сто пятьдесят миль пути до побережья. Даже с пятью запасными лошадьми это сулит месяц медленной, тяжкой езды. За это время их непременно обнаружат — понял Ногуста, и отчаяние охватило его.

«Не надо забегать вперед, — сказал он себе, борясь с этим гнетущим чувством. — Сначала река».

«Почему вы помогаете нам?» — еще днем спросила его Ульменета. «Довольно того, что я это делаю, — ответил он. — Объяснения излишни».