Летом Джордж и Марта повезли Пэтси на воды в Беркли-Спринге: надежда умирает последней. Теперь это уже был полноценный курорт, а не та дыра, где Вашингтон впервые побывал вместе с братом Лоуренсом: почтенная публика, лечившаяся от истинных и мнимых недугов, могла найти здесь все привычные развлечения, от карточной игры до скачек. Но нравственность блюли строго: дамы носили целомудренные старомодные наряды с зашитыми в швы свинцовыми грузиками, чтобы юбки, не дай бог, не приподняло ветром. Увы, одно осталось неизменным — воды по-прежнему не возымели целительного действия.

Движение против импорта тоже оказалось не таким эффективным, как ожидали его основатели. В 1769 году британский экспорт в колонии сократился на 38 процентов, и всё же многие американские купцы не поддержали бойкот. Осенью Вашингтоны отправились в Уильямсберг, на сессию палаты, в новенькой карете, заказанной у Роберта Кэри еще год назад. Джордж, по своему обыкновению, до мельчайших подробностей описал то, что хотел бы получить, подчеркнув, что карета должна быть сделана из сухого, выдержанного дерева. Ничего подобного: экипаж, хотя и модной расцветки и с различными украшениями (существенно удорожавшими его стоимость), чуть не рассыпался на глазах — ссохшиеся панели выскакивали из пазов. И что обидно — жаловаться было некому! И нечем заменить!

Депутаты были настроены уже не столь воинственно, как весной. Лорд Ботетурт окончательно их успокоил сообщением о том, что будет ратовать в парламенте за отмену всех налогов, введенных «законами Тауншенда», кроме разве что пошлины на чай. Кстати, лорд Норт, сменивший Тауншенда на посту министра финансов, как раз был убежден, что отмена налогов необходима для усмирения несогласных, но одну пошлину требуется сохранить, чтобы утвердить прерогативы парламента.

Пользуясь благодушным настроением губернатора, Вашингтон напомнил ему об обещании годичной давности. Власти заключили два договора с индейцами, которые вновь открыли поселенцам дорогу в страну Огайо. Вашингтон тотчас выставил свои претензии на 200 тысяч акров земли, обещанные Динвидди в качестве вознаграждения ветеранам кампании 1754 года. Принимая дело близко к сердцу, он взялся произвести необходимые работы по межеванию, но был отстранен от них как лицо заинтересованное. Тогда Вашингтон собрал ветеранов и побудил их избрать маркшейдером Уильяма Кроуфорда, который был ему многим обязан. Но и этого ему показалось мало — он подговорил брата Чарлза и Лунда Вашингтона выкупить права на «наградные» земли у нуждавшихся офицеров, чтобы увеличить свои владения. Правило, согласно которому земли предоставлялись лишь офицерам, прослужившим в Виргинском полку вплоть до его роспуска в 1762 году, стало новой препоной: Вашингтон вышел в отставку раньше. К военным, обладавшим большей выслугой лет, он подослал Чарлза, строго-настрого предупредив, чтобы тот действовал скрытно — не дай бог кто узнает, что Джордж имеет здесь свой интерес. По другому закону поместья, расположенные вдоль реки, не могли быть более чем в три раза протяженнее в длину, чем в ширину, чтобы никто не мог монополизировать транспортную артерию; но Вашингтон попрал и это правило, приобретя поместье, раскинувшееся более чем на 40 миль по берегу Большой Канавги, тогда как у большинства офицеров имения занимали по полторы мили берега, уходя на пять миль от него.

Один из офицеров, Джордж Мьюз, обвинил его в мошенничестве, и Вашингтон пришел в ярость. Да как вы смеете! Пьяны вы, что ли? Если бы вы читали газеты, то знали бы, что мне положены десять тысяч акров земли! Мне жаль, что я когда-то служил с таким неблагодарным и мерзким человеком!

В декабре 1769 года Вашингтон стал одним из организаторов лотереи в Уильямсберге, в которую разыгрывалось имение Бернарда Мура, не смогшего оплатить аренду крупного участка земли, принадлежавшего Кастисам. Купив за десять фунтов лотерейный билет, любой желающий получал шанс выиграть земельный участок или нескольких рабов (55 негров поделили на лоты; самые ценные шли с семьей в нагрузку, прочих безжалостно разлучали).

Пока виргинские плантаторы спекулировали землей, ссорились, ловчили, выгадывали, разорялись, в портовом Бостоне разыгрались драматические события. Вечером 5 марта 1770 года к рядовому британской армии Хью Уайту, стоявшему на часах у здания таможни, подошел мальчишка, ученик парикмахера, и попросил вызвать офицера, который якобы не уплатил по счету его хозяину. Часовой велел ученику быть повежливее с офицерами, но тот ответил ругательствами. Уайт, не выдержав, покинул пост и ударил наглого мальчишку прикладом по голове. Тот закричал, за него вступился прохожий, собралась толпа. Из нее выступил девятнадцатилетний книготорговец Генри Нокс и заявил Уайту: вздумаешь стрелять — умрешь.

Вечерняя темнота сгущалась, толпа тоже; кто-то принялся звонить в колокол; решив, что начался пожар, прибежало еще больше людей. Уайт тоже запросил подмоги. Из казармы явился дежурный офицер, капитан Томас Престон, в сопровождении семи солдат; примкнув штыки, они стали прокладывать себе дорогу через толпу, пробиваясь к Уайту, который стоял на крыльце и затравленно озирался. Добравшись до крыльца, солдаты зарядили мушкеты и выстроились полукругом. Престон приказал толпе расходиться.

В солдат полетели снежки и всё, что попалось под руку. Что-то увесистое угодило в рядового Монтгомери, сбив его с ног. Разъяренный, он вскочил, поднял выроненный мушкет и выстрелил в толпу, не дожидаясь приказа командира. Началась пальба, падали убитые и раненые. Толпа отхлынула от здания таможни, но заполнила близлежащие улицы. Послали за губернатором Томасом Хатчинсоном. Выйдя на балкон из дома правительства, он кое-как успокоил толпу, пообещав провести расследование и наказать виновных.

Утром Престон и восемь солдат были арестованы. Делегация от жителей Бостона потребовала у губернатора издать приказ о выводе войск из города, но Хатчинсон не обладал такими полномочиями. Ситуация в городе накалилась до предела, мог вспыхнуть бунт. Хатчинсон упросил командира вывести вверенные ему части на ближайшие острова. Четырех погибших с почестями похоронили 8 марта.

Сражений на улицах удалось избежать, но они разворачивались в прессе: между бостонскими радикалами и сторонниками британского правительства шла война не на жизнь, а на смерть. «Бостон газетт» назвала «резню» частью продуманного плана с целью «задавить дух Свободы» и опубликовала гравюру, воспроизводящую собственную версию событий: Престон отдавал приказ стрелять. Страну наводнили анонимные памфлеты разной направленности; лубок «рачьи спины»[16], для которого не пожалели красной краски (кровь хлестала из ран), висел в каждом сельском доме. Теперь уже никого не удалось бы убедить в том, что английские солдаты присланы в колонии для защиты.

Или мы, или они.

Пока Джордж решал множество проблем — заказы Кэри при соблюдении ограничений Виргинской ассоциации, уплата долгов тому же Кэри, повышение урожайности, развитие кустарных промыслов, приобретение новых земель, розыск беглых рабов и законтрактованных рабочих, — Марту занимало лишь одно: ее дражайший сын Джеки. Преподобный отец Баучер перебрался в Аннаполис в штате Мэриленд, и «мастер Кастис» уехал вместе с ним. Марта очень тяжело переживала разлуку, ей постоянно казалось, что с ее дорогим мальчиком что-то случится, поэтому Джорджу приходилось даже скрывать от нее некоторые вещи — сущие пустяки, — которые, однако, могли лишить ее сна.