Например, Вашингтон настаивал на том, чтобы Джеки сделал себе прививку от оспы (он знал на собственном опыте, насколько коварна и опасна эта болезнь). Для этого нужно было съездить в Балтимор, а Джеки было неохота, да и сама процедура вызывала у него страх: на теле делали небольшой надрез, куда помещали гной из созревшей пустулы больного оспой; пациент переносил заболевание в легкой форме и получал иммунитет. Марта тоже воспротивилась этой затее: мысль о том, что единственный сын будет подвергать свою жизнь опасности, была ей невыносима. Поэтому Джордж уладил всё втихую с Баучером, который сумел уговорить своего подопечного подвергнуться операции в апреле 1770 года, заявив, что это необходимо, чтобы потом предпринять длительное путешествие за границу. Поблагодарив Баучера, Джордж просил его, вплоть до полного выздоровления Джеки, присылать письма на имя Лунда Вашингтона, да еще и написанные чужой рукой, чтобы жена случайно их не перехватила и оставалась в счастливом неведении. Если бы она прознала о том, что Джеки в Балтиморе, да еще и заражен оспой, то непременно отложила бы поездку в Уильямсберг, куда Вашингтон собирался по делам, и помчалась к сыну.

С прививкой всё обошлось благополучно: образовалось в общей сложности не больше десятка пустул на груди, руках и ногах, лицо совсем не пострадало. Баучер тут же составил план большого образовательного тура по Европе (в те времена подобные поездки были завершающей частью программы обучения). В свое время Вашингтон был лишен возможности своими глазами увидеть Англию, о чем сильно сожалел, но тут он ответил категорическим отказом. Причин, скорее всего, было несколько. Возможно, Джордж чувствовал, что просто не выдержит жизни рядом с Мартой, постоянно терзающейся разными страхами. Больше всего на свете она боялась, что Джеки утонет; мыслимое ли дело посылать его за океан, по бушующему морю, на утлом суденышке? Баучеру же Вашингтон ответил:

«Родной отец руководствуется только двумя соображениями: развитием своего сына и изысканием средств для этого; если он потерпит неудачу в первом (не по собственному небрежению), он жалуется на свою беду; если он выйдет за рамки во втором, то приложит усилия для исправления злоупотреблений, никому не давая отчета и невзирая на то, что скажет свет, который не сможет заподозрить его в дурных намерениях, ибо он действует в собственных интересах. Но не так обстоят дела с опекунами: они должны не только придерживаться тех же правил, но еще и думать о том, как отнесутся к их действиям те, кто по конституции наделен правом контроля над ними, поскольку допущенный ими промах часто влечет за собой суровые меры, иногда наказание, хотя намерения могли быть самыми похвальными».

Путешествие могло продлиться не меньше года, а то и двух; если окажется, что денег не хватит (а такое вполне могло произойти с учетом избалованности и безответственности юного Кастиса), как тогда быть? Не то чтобы он противился этой поездке, которая «весьма желательна для воспитания манер и увеличения познаний наблюдательного юноши»; но Джеки нельзя отправлять одного, а ведь наставник не сможет его сопровождать и быть его казначеем. Но самое главное — где взять средства? Хотя «мастер Кастис» «является владельцем имения, которое называют хорошим, оно не приносит дохода. Его земли бедны, соответственно, урожай невелик, и хотя у него много рабов, в данном случае рабы — только лишние расходы». В год можно собрать 60–80 тюков табака; за вычетом налогов этого едва хватает на покрытие текущих расходов и содержание рабов. Отчим мог бы добавить, что пора бы «мастеру Кастису» начать интересоваться тем, откуда берутся деньги на его содержание; вот он в его годы… Ну да ладно.

Сессия палаты в Уильямсберге затянулась до конца июня. Депутатами было подано очень много законопроектов, на рассмотрение государственных дел оставалось мало времени, поэтому некоторые важные документы приняты не были. Джордж исправно ходил на заседания, а вечером так же исправно посещал театр: за неделю он провел там пять вечеров, в очередной раз посмотрев свои любимые пьесы — «Катона» Джозефа Аддисона и «Школу злословия» Шеридана.

Была создана новая ассоциация — в целом придерживаясь прежнего плана, но с большими поблажками. В каждом графстве предстояло сформировать комитеты по надзору за импортом, о чем Вашингтон не преминул известить своих друзей в Бельвуаре, передав поклон сэру Томасу Фэрфаксу.

Двадцать девятого июня с Пэтси случился новый приступ, затем они начали повторяться с пугающей регулярностью (26 раз за три месяца!). Мучась от бессилия, Вашингтон пытался хоть как-то скрасить жизнь своей любимицы: вернувшись в Уильямсберг, где возобновились заседания палаты, он купил ей золотые серьги и черепаховый гребень.

Тяжелые мысли не помешали ему внести на рассмотрение палаты законопроект о превращении Потомака в судоходную реку. Если построить на ней шлюзы и переправы, река станет важной транспортной артерией, что повысит ценность западных владений Вашингтона. Собственно, идею ему подал присяжный поверенный Томас Джонсон, также владевший тысячами акров земли на Потомаке, но Вашингтон загорелся ею, развил и стал продвигать «в массы». Взывая к «богатым людям», которые выиграли бы от реализации его проекта, он даже составил план акционерного общества, уполномоченного Виргинией и Мэрилендом сделать Потомак судоходным от Тайдуотера до страны Огайо. Инвесторам вернули бы деньги, обложив пошлиной речные перевозки. Но, несмотря на всю его настойчивость, мэрилендские законодатели проект не поддержали, поскольку дельцы из Балтимора опасались, что Потомак перетянет на себя часть торгового потока из Чесапикского залива.

Между тем на берегах Огайо и Большой Канавги начали наперегонки селиться колонисты, и Вашингтон боялся, что самые плодородные земли вскоре окажутся разобраны. Кроме того, прошел слух о том, что английские инвесторы намерены завладеть 2,5 миллиона акров земли для создания новой колонии — Вандалии[17], еще более обкорнав «наградные» земли. В начале октября, взяв с собой доктора Крейка и капитана Кроуфорда, трех рабов (Билли Ли заболел и был вынужден остаться дома) и вьючную лошадь, он отправился на разведку в страну Огайо, чтобы присмотреть лучшие земли для себя и бывших сослуживцев.

Девятнадцатого октября, миновав Питсбург, Вашингтон получил записку от полковника Крогэна о том, что индейский вождь Белый Минго и другие вожди шести наций пожелали его увидеть. Он отправился на встречу, получил от вождя нитку вампума и выслушал речь Белого Минго, которую потом подробно записал в дневнике: «…многие помнят меня, потому что видели, когда я был послан с посольством к французам, и многие слышали обо мне; они пришли приветствовать меня в своей стране и выразить пожелание, чтобы народ Виргинии считал их друзьями и братьями, связанными с ними одной цепью; чтобы я сообщил губернатору, что они хотят жить в мире и гармонии с белыми людьми, и хотя между ними и другими людьми, из других пределов, существовали разногласия, все они были надуманными и, как следует надеяться, будут забыты».