– Странно! Столько людей уже знали в ту ночь, что Пашу убили, и ни один не стал поднимать панику.

– Все же пьяные были. И потом: горячку пороть не стоит. Можно ведь и договориться.

– Договориться?

– Тут дело корпоративное. И решать надо совместно. Большинством голосов.

– Как интересно! – удивился Алексей. – Ну, хорошо. Оставим это. Что же вы стали делать, когда Валера убедился, что Сергеев мертв и ушел к себе?

– Ушел в боковую комнату и попробовал заснуть.

– Почему не к себе?

– Ну-у… Андрюша был там с дамой.

– Все с кем-то были. У вас, извините, не фирма, а шведская семья.

– Что вы хотите? – пожал плечами Манцев. – Большую часть жизни люди проводят на работе. Заводить романы на стороне времени нет, заканчиваем поздно, пока до дома доберешься, уже не до любви. Поесть бы и спать завалиться. А на работе постоянно вечеринки. То день рождения у кого-то, то Восьмое марта, то Новый год. Танцы, выпивка. Вот и крутят романы друг с другом.

– Значит, вы благородно уступили территорию Липатову и удалились в пустую комнату со своей дамой?

– Никакой дамы не было, – неожиданно резко заявил Манцев.

– Как же так, а Ольга?

– Ольга спала в своей комнате.

– А мне показалось, что кроме меня все бодрствовали. Разве Ольга не хочет воспользоваться случаем и тоже кинуть камень в господина управляющего? Насколько я знаю, она его ненавидит? Она где была? Поблизости, как и все А прочие?

– Ольги я не видел.

– Что ж, весьма содержательный разговор.

Еще пива не найдется?

Манцев полез рукой под стол и достал еще одну бутылку.

«Категорически люди обычно отрицают толь ко то, что и было на самом деле, – подумал Леонидов. – Как удачно образовался пустой номер!

Сначала там сделали продуктовый склад, потом Нора выясняла там отношения с Екатериной Леонидовной, потом Иванов-младший решал свою судьбу, потом туда же пошел досыпать Манцев. От которого до сих пор пахнет знакомыми духами. Это «Кензо». Зеленая коробка. А говорит, что не было никакой дамы. К несчастью, у меня есть только один выход: поговорить с самим Ивановым. Ох, до чего же не хочется! Вспомнить наш последний разговор… Ведь мы не расстались друзьями. Интересно, а есть вообще друзья у господина управляющего?»

В холле меж тем стал появляться народ. Ужин подошел к концу, и все повалили обратно в коттедж. Замерзшие, но довольные. Молодежь с веселыми шуточками стала выставлять прихваченные из санаторного буфета бутылки. На свет божий был извлечен ящик пива, появление которого встретили одобрительными возгласами. Девушки побежали в боковую комнату за припасами. Кто-то, смеясь, заявил:

– После этой столовой есть еще больше хочется! И зачем мы только туда ходили!

– Не пропадать же оплаченному, – заявил Валерий Иванов.

Алексею удалось, наконец, перехватить его водянистый взгляд. Управляющий вздрогнул и отвел глаза. Исповедоваться он не хотел. Тем более, Алексею. Меж ними образовалась вражда еще во время расследования убийства Серебрякова.

Но сегодня Алексей был настойчив. Он присел рядом с управляющим и вкрадчиво сказал:

– Валерий Валентинович, я могу задать вам пару вопросов?

– На каком основании? Смерть Сергеева – несчастный случай.

– А кто вам сказал, что я хочу поговорить о смерти Сергеева?

– Тем более. Нам больше не о чем говорить. Тем более, вы здесь как частное лицо. Я не обязан отвечать на ваши вопросы.

– И все же. Окажите такую любезность, – настаивал Алексей. – Десять минут. Пока стол накрывают.

Валерий Валентинович мялся, ища подходящую отговорку. Потом обернулся и сказал:

– Только не здесь.

– Как угодно. В вашу комнату, ко мне, на склад, к продуктам?

– Ко мне.

Значит, управляющий увереннее себя чувствует на своей территории. Ну что ж. Алексей заметил, что когда они уходили, народ стал многозначительно переглядываться. А Костя Манцев тонко улыбнулся.

Очутившись в люксе Ивановых, он первым делом огляделся. Вещи могут сказать о человеке добрую половину, если не все. Равно как и обстановка. В номере Валерия Валентиновича беспорядка не было. Все вещи лежали на своих местах. А Костюм управляющего аккуратно висел на плечиках. А зачем ему здесь костюм, спрашивается?

Обе кровати были аккуратно застелены, вся мебель на местах. И стол, и стулья, и два кресла. У окна Алексей увидел журнальный столик. На нем – ваза с искусственными цветами. Пепельница. Пустая, ни Валерий Валентинович, ни его жена не курили. Но ничего из обстановки, включая казенные граненые стаканы, Иванов не пожертвовал в общий котел, как все остальные. Он был человеком бережливым и помнил времена суровой бедности, когда едва сводил концы с концами. И привык экономить. А вдруг стакан разобьется? Ложечка чайная потеряется? Придется платить. А зачем платить за других? За разгильдяев? Тем не менее, он сидел за общим столом и пользовался посудой, принесенной из других номеров.

Начальственным жестом Валерий Валентинович указал Алексею одно из кресел: прошу. Они сели. Управляющий глядел настороженно.

– А помните, Валерий Валентинович, как мы с вами беседовали несколько месяцев назад в вашем кабинете? Все возвращается на круги своя, не так ли? – спросил Алексей.

– Как и тогда вы совершенно напрасно лезете не в свое дело. Я не виновен в смерти Павла, как ни при чем был в случае с Александром Сергеевичем.

– Боюсь, на этот раз доказать свою непричастность к убийству вам будет трудно. Против вас развернута целая компания. Не хотите знать поименно?

– Я ничего не хочу знать. Ваша задача, как милиции, оградить меня от клеветы и ложных обвинений.

– Вот уже второй раз в жизни мы с вами беседуем и все об одном и том же: второй раз вы мне внушаете мысль, что я должен вас от чего-то защищать и ограждать. Только никак не могу понять, зачем делать вещи, которые приводят к столь активной неприязни окружающих? Вы сами-то не ощущаете, что происходит?

– Вы по возрасту не подходите для того, чтобы мне читать морали. И вы здесь как частное лицо, – упрямо гнул свою линию управляющий.

– И я не ваш подчиненный. Потому могу вам сказать: берегитесь! И во мне борются сейчас два чувства: желание докопаться до истины и неприязнь к вам лично, как к человеку, совершающему поступки, противоречащие моим понятиям о нравственности.

– Нравственность милиционера отличается от нравственности бизнесмена.

– Вот как? – удивился Алексей. – Почему это одному должна прощаться подлость со ссылкой на какую-то особую профессию? Так можно и киллера простить. Ведь, как говорится, ничего личного. Он был на работе.