«Я берегу прах своих животных и, когда придет мое время, хочу, чтобы нас похоронили вместе. Без шумихи, ведь в нашем обществе не принято обходиться с животными так, как с людьми. Я была в отчаянии, когда потеряла свою малышку К-9[86], с которой мы провели вместе шестнадцать лет, но я не получила ни одной открытки с соболезнованиями, не устраивала церемонии и так далее. Понятно, что все сочувствуют вашей утрате, просто никто не знает, как себя вести в такой ситуации. Еще у меня был кот, и я не чаяла в нем души. Я берегу его прах, а клочок шерсти положила в маленькую бутылочку. Знакомый художник написал его стилизованный портрет, который я повесила на стену. Но чаще всего я прокручиваю в голове то прекрасное время, когда мы были вместе».

«Мы похоронили Дудли, нашего бобтейла, на заднем дворе возле качелей. Он любил сидеть здесь и греться на солнышке. Мы положили красивый камень и поставили маленький металлический крест. Вместе со смертью Дудли умерла и огромная часть меня. Я разговаривала с подругой, которая общается с душами умерших животных. Она успокоила меня и добавила, что Дудли добрался до места назначения и находится в безопасности. Верю я в это или нет – не важно, но мне приятно было это слышать.

Когда мы переживаем горе, все доброе и приятное про ушедшее животное воспринимается с благодарностью. Но некоторые люди считают, что можно на самом деле узнать, что происходит с питомцами после их смерти. Кристина Скальфо призналась, что день смерти ее собаки Рока стал худшим в ее жизни.

Я связалась с медиумом спустя месяц после его смерти. Медиум сказала мне вещи, о которых никто не знал. Меня это успокоило, я почувствовала, что Рок по-прежнему со мной, просто не в физическом облике… Я сделала памятный альбом с фотографиями. Оказалось, это очень терапевтическое занятие. Каждый раз, перелистывая альбом (последний раз на прошлой неделе), я плачу. Мне не хватает моего мальчика».

«Она всегда была со мной – и когда я училась в ветеринарном колледже, и когда поехала в Австралию в магистратуру. Мою кошку кто-то отравил, и я, ветеринар, ничего не смогла сделать. У меня на спине огромное тату, и телесная боль вытеснила боль из моей души».

«За долгие годы я находил и терял многих, очень многих питомцев. Я спасаю домашних крыс, но, к сожалению, они живут очень мало, в среднем два-три года. Удивительно, сколько любви вмещает в себя их короткая жизнь. Мой долгожитель Фэйт прожил три года, четыре месяца и двадцать четыре дня. Я знаю его день рождения. Он умер за день до моего дня рождения. Как и многие, я сделал татуировку в память о нем».

«Я вспоминаю строки из стихотворения Ланг Лив[87]: “Любить его – что это значит? – // Спросила Благодарность”. Я работала в школе верховой езды и там увидела Ребела. Однажды вечером его привезли с аукциона, он был грустным и отказывался от еды. Я оставалась после работы, кормила его с рук и все время повторяла себе: “Не влюбляйся!” Я и так едва тянула содержание Понибоя, работая по шесть дней в неделю. Но меня влекло к Ребелу. Любовь к лошади не похожа на любовь к собаке или кошке (а у меня они есть). Лошади меняют вас и учат. Они, как в зеркале, показывают вам, кто вы такой. Все гадкое, на что вы закрываете глаза, и все прекрасное, чего не видите. Они ждут, когда вы это поймете, и тогда вы становитесь их продолжением, заклинателем стихий, получаете их силу и крылья, обретаете спокойствие посреди бурь. Все это нужно заслужить.

Нельзя сказать, что начало наших отношений с Ребелом было хорошим. Он обижался на весь свет, я обижалась на весь свет, и мы постоянно из-за этого конфликтовали. Теперь, глядя в прошлое, я вижу двух исстрадавшихся существ. Нас предали люди, мы разучились доверять и чуть что срывались друг на друга (Ребел даже попытался как-то раз сбросить меня в дерево). Но однажды защита Ребела рухнула, и он распахнул передо мной свой удивительный внутренний мир. Все встало на свои места. Это был невероятный конь. Он стал нашим с Понибоем якорем, устойчивым и крепким, нашей броней. Красивый и дикий, как летняя гроза. Когда мы мчались вдоль берега или через лес, мое сердце было готово выпрыгнуть от радости, а гнев улетучивался. Я была в безопасности и свободна. Я подарила Ребелу дом, безопасность и свою любовь. Я отвезла его на ферму в Нью-Джерси. Там он проводил свои дни с Понибоем и небольшим стадом на пастбище в сорок гектаров, где было вдоволь травы. Все, что от него требовалось, – выходить со мной на прогулки, плескаться в водоемах и стоять там, пока я расчесывала его гриву.

Судьба одарила меня. Мы провели с Ребелом пятнадцать лет, он дожил до тридцати пяти. В тридцать три его походка стала деревянной, и ветеринар поставил диагноз: “остеогенный артрит”. Я полностью отказалась от верховой езды. Я с болью думала, что больше мы не помчимся наперегонки с ветром, но в наших отношениях открылась новая глава. Прошло еще два чудесных года. В последнюю зиму стояли сильные морозы, и артрит перекинулся с ног на все тело. Ребел исхудал и стал не похож на самого себя. Он пристрастился долгие часы лежать на поле, а когда вставал, то спотыкался. Я перепробовала все что можно: от иглоукалывания до стероидов. Я готова была на все ради его спасения. На месяц ему стало легче, но, мне кажется, он сделал это усилие ради меня. Мы хватались за любое лекарство и процедуру, перепробовали все – и я смирилась с мыслью, что не спасу Ребела. Мне оставалось только окружить его любовью и обеспечить ему комфорт в последние дни. И вот настал тот момент, когда ветеринар сказала, что лекарства больше не помогают и состояние ухудшается. Она предупредила, что нужно готовиться… Больше всего я боялась, что Ребел ляжет ночью и, пытаясь встать, споткнется и сломает шею или, еще хуже, промучается до утра, пока его не найдут. И тогда же я впервые увидела страх и в его глазах. Если я подходила к нему или другим лошадям, пока он дремал, он пытался вскочить. Ребела усыпили 5 июля 2017 года в окружении любящих его существ.