«массы», «народные массы». Это в принципе правильно, поскольку у Спинозы совершенно другой образ того, кто и как делает политику и на основании чего складывается общество. Стоит ли говорить, насколько важно обращаться к таким философским подсказкам? Это нужно делать с помощью комментаторов, конечно, потому что хотя такие тексты и трудно читать без подготовки, в них все-таки можно найти ключ к пониманию того, что происходит сегодня. И связано это, в частности, с тем, что Спиноза – не психологический мыслитель. В XVII веке не было науки психологии. Конечно, существовало представление о философском субъекте. Однако субъект и «я» – вовсе не одно и то же. И если представление о философском субъекте уже сформировалось, то еще не было психологического «я», и за ним еще не было закреплено никакой ценности, что случится намного позднее.

Вместо этого было представление о физике вещей. И именно физику вещей, включая политическую жизнь, мы можем почерпнуть у Спинозы. Обратимся к его «Политическому трактату», который писался начиная с 1675 года, и постараемся проникнуться тем, как в XVII веке мыслил политику один из самых блестящих философов – тот, кого сегодня открывают заново. Перевод был опубликован еще в советское время (в конце 1950-х), но он совсем не устарел:

…мысленно обращаясь к политике, я не имел в виду высказать что-либо новое или неслыханное, но лишь доказать верными и неоспоримыми доводами или вывести из самого строя человеческой природы то, что наилучшим образом согласуется с практикой.

Тут стоит пояснить, что когда Спиноза говорит о верных и неоспоримых доводах, его интересуют доказательства, подобные математическим и геометрическим, ведь тогда эти науки играли очень важную роль, в том числе и в сфере философского и общегуманитарного знания. Продолжим:

И для того, чтобы относящееся к этой науке исследовать с тою же свободой духа, с какой мы относимся обыкновенно к предметам математики, я постоянно старался не осмеивать человеческих поступков, не огорчаться ими и не клясть их, а понимать. И потому я рассматривал человеческие аффекты, как-то: любовь, ненависть, гнев, зависть, честолюбие, сострадание и прочие движения души – не как пороки человеческой природы, а как свойства, присущие ей так же, как природе воздуха свойственно тепло, холод, непогода, гром и все прочее в том же роде; все это, хотя и причиняет неудобства, однако же необходимо и имеет определенные причины, посредством которых мы пытаемся познать их природу, и истинное созерцание их столь же радостно для духа, как и познание тех вещей, которые приятны чувствам[266].

Самое первое впечатление от приведенной цитаты – это простой и прозрачный язык. Но на нем высказана довольно сложная мысль. Не вдаваясь в подробности, обратим внимание на несколько моментов. Во-первых, политику можно исследовать с той же точностью, с какой исследуют предмет математических наук. Во-вторых, человеческие аффекты – это нечто подобное природным силам или природным стихиям, и для того чтобы в них разобраться, необходимо знать их причины. А это уже заявка на физическую интерпретацию политических явлений – это политическая физика. Далее звучит упоминание о человеческой природе, и это, безусловно, очень старое понятие, но следует иметь в виду, что в другом месте того же трактата Спиноза определяет человеческую природу в категориях общения. В слове «общение», впрочем, не следует улавливать что-то повседневное и сиюминутное – для Спинозы оно имеет вполне определенный смысл. Он относит общение на счет того, что именует гражданским состоянием. Мы все, утверждает он, а именно варвары и не варвары, одинаковым образом находимся в состоянии общения[267].

Что это значит? Мы уже все вместе. Мы все заранее связаны. И это совершенно четко соответствует философии права Спинозы. Она примечательна тем, что решительно противостоит гоббсовскому толкованию, и философия эта очень близка сегодняшнему дню. Сколько мощи, столько права: согласно Спинозе, двое, соединившие свои силы, будут иметь больше права, чем каждый из них по отдельности[268]. А мощь для него есть не что иное, как способность к действию, и аффект – это тоже показатель способности к действию. То, что мы сегодня называем человеческими эмоциями, Спиноза определяет с точки зрения того, что уменьшает или увеличивает способность тела к действию[269]. То есть перед нами философия действия, если правильно ее прочитать.

Мне кажется, что такой подход весьма актуален, ведь мы должны понять, что́ хотят сказать наши современники, которых много, которые образуют множество нерасчлененных голосов. Вот здесь мы и возвращаемся к понятию множества, и именно это слово используют сегодня. Это не математическое множество, тут не найти подобных коннотаций. В этом слове зафиксировано представление о массах – или народных массах, действующих по внутренне присущим им законам. Вот что сообщает нам Спиноза. Масса действует по собственным законам, и право, формирующееся в результате действия, в том числе и юридическое право, основано не на общественном договоре, а создается материальной силой этой массы. Главное – здесь нет ни делегирования, ни передачи права кому бы то ни было вообще[270].

Мы живем в обществах, переживающих кризис представительной модели демократии. И это возвращает нас к театру. Представительство, представление – слова с одним и тем же корнем, и, по существу, в них отражена одна и та же проблема. Что такое кризис демократии? Это кризис политического представительства. Наши представители нас не представляют. Что мы узнали из опыта Болотной площади? «Вы нас даже не представляете» – гласил впоследствии ставший знаменитым лозунг. В этом суть проблемы. Данное высказывание легко расшифровать. При буквальном прочтении оно означает, что мы хотим действовать сами, хотим сами добиваться своих прав, конституировать свое право самостоятельно – право в юридическом, но и в гражданском смысле слова. Мы способны это сделать. И это делалось, пускай локально, в ограниченном масштабе; это имело место, несмотря на случившийся вскоре откат. В приведенной формуле выражена логика прямого действия.

Можно утверждать, что Спиноза фактически одним из первых – и это удивительное сообщение, пришедшее к нам из XVII века, – говорит о возможности политики без и помимо представительства. О возможности абсолютной демократии. На этом, собственно, и обрывается «Политический трактат»: он так и остался недописанным. Стало быть, как именно Спиноза мыслит себе абсолютную демократию, нам неизвестно. Об этом можно узнать только из его толкователей, из того, что пишет о нем сегодня Антонио Негри прежде всего[271]. Но сама по себе мысль очень радикальна. Итак, мы остаемся один на один не только с открытым вопросом о том, что такое