На следующее утро комплекс наполнился новыми звуками и новыми людьми. Бойцы возвращались с задания, начинали строчить отчеты по проделанной работе, сдавали оружие и вели себя будто нормальные служащие силового ведомства, однако и тут было несколько особенностей. Порой в коричнево-зеленой массе камуфляжа нет-нет да и попадалась на глаза длинная двуручная рукоять меча. Это, правда, было единственным отличием. Меч и меченосец оказались не таким уж и редким явлением, хотя в основной своей массе это был простой символ. Холодное оружие в бою в последние несколько лет не сильно пригождалось, да и носить его скрытно, под одеждой, было очень затруднительно. Большую часть времени те, кто имел подобное, оставляли клинок на базе в оружейной комнате.

Новая встреча с куратором в этот раз, похоже, не несла ничего хорошего. Тот сидел в своем кабинете, больше похожем на школьный класс. Ряд парт, портреты писателей и поэтов на стенах, доска за спиной и несколько стеллажей с ветхими изданиями. Книги на них были такие старые, что надписи на корешках уже нельзя было разобрать.

— Проходите, Илья, не стесняйтесь. Здесь все свои.

Прохоров осторожно шагнул внутрь и огляделся.

— Вы правильно поняли, это учебный класс. Мы располагаемся сейчас в убежище, сделанном на случай ядерной атаки со стороны вероятного противника, произнес куратор то, о чем майор уже давно догадывался. Взяли в аренду еще в девяностых, да, можно тогда было и такое, выкупили, а потом планомерно стерли все упоминания об объекте и уничтожили документы. Вроде где-то в архивах КГБ и сохранились чертежи, но это не точная информация. По факту этого места просто не существует.

— Я уже понял, — Илья отодвинул старенький деревянный стул и попытался уместиться за крохотную парту. Новенькая, если можно так выразиться о предмете мебели, простоявшем тут несколько десятков лет. Ни надписей, ни бороздок от перочинного ножа. Столешница была девственно чистой, и от этого почему-то становилось неуютно. — Зачем вы меня позвали?

— Вы приняли решение?

— О работе на вас?

— Да, Илья. Вы же понимаете, что ваша карьера в ведомстве уже закончена. Вы, конечно, можете надеть нейрофон и тем заслужить похвалу трешеров, а те очень заинтересованы в своих людях в силовых структурах. Однако, если вы честный человек и офицер, вы трижды подумаете, прежде чем пойти по этому пути.

— Но я не один. Я еще не советовался с товарищами.

— Сколько вам нужно времени? Сразу скажу, его у нас очень мало.

— Я поговорю с друзьями, — Прохоров наморщил лоб, пытаясь понять, как преподнести предложение куратора Зимину и Аллилуеву. — Думаю, к обеду я дам вам ответ.

— Ну, хорошо, — координатор выдвинул ящик учительского стола, вытащил оттуда пухлую папку, неспешно расшнуровал ее, открыл и углубился в чтение материалов. Разговор был закончен.

— Я все сказал, — троица собралась в жилом отсеке, и лейтенант с Сергеем внимательно выслушали все, что попытался донести до них Прохоров.

— Блудняк какой-то, — пожал плечами Аллилуев. Ему уже сменили повязку на голове, и сейчас он выглядел гораздо бодрей. — Все вилами по воде писано. Я тебе, конечно, Ильюха, верю, но все эти чужие с треугольными головами, желающие использовать планету как мусорный контейнер, это для меня какая-то дикость.

— Ты не видел боя около базы трешеров, — с юношеской горячностью пустился в рассказ Зельдин. — Я, конечно, не берусь утверждать, что мы воевали именно с мусорщиком, но то, с чем мы столкнулись, точно не человек. Я с «Выхлопа» его три, а может, и четыре раза сработал. Точно, гарантирую, а он при прямом попадании даже бровью не повел. Больше похоже было на перестрелку горошинами через трубочку.

— Я одно могу сказать, — смягчился Сергей. — Удар по голове я им, конечно, не прощу, однако у меня жена, хоть и бывшая, ребенок. В свете сложившихся обстоятельств, мне нужна пара недель для того, чтобы утрясти все дела с бизнесом, эвакуировать родных, чтобы под раздачу не попали. Знаешь же, как ведут себя террористы? Они же бьют самым мерзким из возможных способов, и то, что на твоих родственников нацелятся, к гадалке не ходи.

— То есть, ты с нами? — поинтересовался майор.

— С нами? Круто ты решил, — Аллилуев скупо улыбнулся. — С вами я, с вами, мастера культуры, но сначала семья. Обговори этот момент с координатором, как у них в таких случаях поступают, а потом, если все сложится, то бьём по рукам.

— Логично, — согласно кивнул Илья. — Ну а ты?

— Я? — Зельдин пожал плечами. — Я видел эту заразу, материалы немного посмотрел. Меня удивляет бездействие руководства, но это отдельный разговор. Я за любой кипеш, кроме голодовки, вот только что делать нужно?

— А вот это мы поймем, когда согласимся полностью и окончательно, — Прохоров снял кроссовки и забрался на койку с ногами. — Но пока диверсионная работа, по большей части в поле и без малейших гарантий.

— Вижу, изменений никаких, — произнес Зельдин, и друзья рассмеялись.

В этот раз сон был обязательным и ожидаемым условием для того, чтобы покинуть базу.

— Ты не волнуйся, Прохор, — вещал Разумовский. — Я вас прикрою, если что. Очнетесь через пару часиков, на обочине в салоне автомобиля. Полный бак и карта прилагается. В бардачке деньги и рации, для того чтобы меня позвать. Там же новые документы будут. Наши спецы вам корочки нарисовали, конечно, не ведомственные, но качество — загляденье. В багажнике стволы и запас патронов. Вот только в толк не возьму, зачем вам назад, в город. Об эвакуации родственников мы позаботимся, это я тебе просто поклясться могу. Заберем даже тех, что с нейрофонами, если уже вляпались. Поживут, правда, некоторое время отдельно от других, пока Феникс не доставим, а потом бац, и воссоединение семьи.

— Разум, ты, похоже, совсем заслужился, — Илья по-ребячески толкнул старого приятеля, и тот улыбнулся. — Надо кое-что забрать. Фотографии, книжки любимые. Ты же знаешь, у меня от отца с матерью только пара фотокарточек осталась. Есть, конечно в цифровом формате, но это же символ.

— Понимаю, — Разумовский согласно кивнул головой.

— А что? — Зельдин сидел на койке, держа в руках круглую белую таблетку. — Глотать ее надо или под язык?

— Глотай, — Разумовский снова улыбнулся.

— Ой, не люблю химию, — Аллилуев перекрестился, быстро, нарочито, и отправил снотворное в рот. — Как и обещал, последствий не будет?

— Свежий будешь, как огурчик. Нет, ну конечно, не исключены мелкие побочные эффекты, — с хитрым прищуром произнес Разумовский.

Аллилуев нервно сглотнул.

— Это какие?

— Ну, — боец почесал затылок. — Легкое головокружение, тошнота, сухость во рту, диарея, временная половая дисфункция, выкидыш в случае, если ты вдруг беременный, возможная потеря зрения и уж совсем редко смерть от передозировки. Но ты парень крепкий, справишься.

Увидев ужас, отпечатавшийся на лице товарища, Прохоров поспешил его успокоить.