Они так и не поняли, что произошло. Просто вдруг из темноты прилетело что-то, что с тихим стуком вонзилось в затылок каждому из караульных. Метательные звездочки были всажены в ямки на шеях. Отточенные до бритвенной остроты лучи перебили позвоночники. Наемники умерли, не успев даже захрипеть.

Это тоже был прием профессиональных убийц. Очень часто они убивали именно так, не давая жертве даже понять, что произошло. Но подобную смерть они дарили только для охранения тишины. Когда надо было убрать тех, кто мог поднять тревогу и помешать их планам. Жертвы же зачастую умирали намного тяжелее.

Убедившись, что часовые не подают признаков жизни, нападавшие скользнули в лагерь, и началась резня. Удары наносились быстро и четко. Убиваемые успевали только вздрогнуть и дернуться несколько раз. Но это были рывки агонии.

Большая часть сотни была уже уничтожена, когда пропажа пленника была замечена Живоглотом. Перевернувшись с боку на бок, он ткнул кулаком в то место, где должен был находиться пленник, но пудовый кулак с размаху врезался не в живое тело пленника, а в камень, у которого он устроился на ночлег.

Почувствовав боль, Живоглот поднял голову и взглядом поискал своего подопечного. Не увидев юношу у камня, наемник поднялся и шагнул за валун, надеясь найти его там. В этот момент внимание его привлекли безмолвные фигуры, скользившие по лагерю.

Несмотря на природную тупость, Живоглот был солдатом и прекрасно понимал, что посторонних в лагере находиться не должно. А если они есть, значит, часовые проспали, и сотне грозит беда.

Подхватив с земли топор, Живоглот глубоко вдохнул, и степь огласил рев бешеного буйвола.

– Тревога! В лагере чужие! Тревога, подъем, тревога!

– Заткнись, гоблин иблисов! – раздался в ответ рев не слабее его собственного и на Живоглота надвинулся человек, по габаритам не уступавший наемнику.

Вскинув топор, Живоглот нанес удар, который должен был располовинить нападавшего. Но не в этот раз. Противник вскинул огромную шипастую булаву, жестко встречая удар топора. Посыпавшиеся от удара искры на мгновение осветили противников, а оружие в их руках завибрировало, заставляя бойцов отступить и приготовиться к долгой схватке.

За свою долгую службу Живоглот не раз встречал сильных людей, но равных ему по силам еще не находилось. Обычно все заканчивалось через три-четыре удара. Пару раз находились шустрые ребята, продержавшиеся больше двух минут, уходя от ударов его топора.

Но в этот раз все пошло не так. Абсолютно все. Живоглот наносил удары в полную силу, стараясь побыстрее разобраться со своим противником, но на каждый удар наемника его противник наносил ответный удар, и сила их ничуть не уступала в силе ударов самого Живоглота.

Разбуженные криком наемники моментально оказались на ногах. Это были опытные солдаты, не позволявшие себе роскоши медленного перехода от сна к яви. Частенько от скорости этого перехода зависит жизнь наемников.

Тут же завязался смертельный бой, но даже спавшие с оружием наемники не смогли оказать нападавшим достойного сопротивления. Только сотник Деметрис и десяток наемников продолжали ожесточенное сопротивление.

Яростно отбиваясь от нападавших, они пробились к пасшимся неподалеку стреноженным лошадям и, вскочив верхом, понеслись в степь, бросив все пожитки.

Ночная атака лишила наемников всего имущества. Отступать им пришлось босиком и без седел. Деметрис был вне себя от ярости, но даже самая бешеная злость не могла ничего изменить. Они смогли сохранить главное, жизни и оружие, остальное – дело наживное.

Поле боя осталось за нападавшими, только Живоглот и его противник продолжали осыпать друг друга ударами чудовищной силы. Огромный топор, с размаху опустившийся на брошенное седло, просто разрубил его пополам, а шипы гердана снесли верхушку валуна, возле которого происходила схватка.

Наконец, противнику Живоглота просто надоела эта бесконечная пляска, и, размахнувшись изо всех сил, он нанес удар, просто отбросивший Живоглота на несколько шагов. Подставленный под чудовищный удар топор блокировал его, но окованное железом ясеневое топорище не выдержало.

Сверкнув в свете заходящей луны, широкий топор отлетел в сторону, вращаясь и жужжа, как настоящая метательная звезда. Свой полет топор закончил, жалобно звякнув о камень. Добрая сталь не выдержала столкновения с вечным жителем степи. Широкое, выгнутое полумесяцем лезвие треснуло, и на землю упали две половины грозного оружия.

Увидев, что его любимое оружие погибло, Живоглот взревел и, вскочив на ноги, кинулся на противника голыми руками. Было просто невероятно, что такая огромная туша может двигаться с такой скоростью.

Противник Живоглота, увидев, что несущийся на него наемник безоружен, быстро перекинул гердан в левую руку и нанес удар кулаком. Над лагерем раздался глухой удар, какой можно услышать на бойне, когда кувалдой бьют в лоб быка. Реакция Живоглота была такой же. Утробно охнув, огромный наемник рухнул в полный рост. Силу этого падения почувствовали все стоявшие рядом, когда земля ощутимо дрогнула.

Поднеся к лицу кулак, кузнец Разман покрутил им перед глазами и с довольной улыбкой произнес:

– Вот так оно привычнее будет, и убивать не надо.

– М-да. Не хотел бы я попасть тебе под горячую руку, – усмехнулся один из ветеранов, удивленно рассматривая лежащего в беспамятстве наемника.

– Да уж. Лучше не надо, – ответил кузнец, выразительно оглядев ветерана сверху вниз.

Разглядев нападавших, Ал-Тор вышел из-за камня и, тенью проскользнув к своему месту, замер, ожидая, что ветераны будут делать дальше. Ему стыдно было признавать, что старикам пришлось в очередной раз рисковать жизнями ради его спасения. Судя по ярости прошедшей схватки, кому-то из них наверняка сильно досталось.

Когда безумство боя улеглось, ветераны вспомнили, ради чего все затевалось и, убрав оружие, принялись обыскивать лагерь. Действуя быстро и методично, они обшарили весь лагерь, но юношу так и не нашли.

Сидя в тени валуна, тот тихо злился на самого себя, проклиная свое пленение и трусость, не позволившую ему бежать раньше. Наконец, собравшись с духом, он вышел из своего убежища и окликнул искавших его ветеранов.

Окружив хозяина, те наперебой принялись поздравлять его с быстрым освобождением и хорошей добычей. Дождавшись, когда восторги стихнут, юноша медленно обвел взглядом друзей и отойдя назад, медленно поклонился.

– Что вы делаете, мастер!? – раздался дружный растерянный возглас стариков.

– Простите меня, друзья. Я повел себя как мальчишка, заставив вас рисковать жизнями. Я должен был быть внимательнее, когда повстречался с наемниками. А я от злости забыл про все на свете и получил за это по своей дурной голове.

Сообразив, за что он просит прощения, ветераны дружно принялись ему возражать, подняв такой шум, что оставшиеся с лошадьми коневоды галопом примчались к месту боя. В конце концов один из десятников рявкнул команду, и ветераны разом замолчали, быстро перестроившись в каре.