позвонил той же ночью и сказал мне: «Эдриан уволит тебя, если ты не наберешь хотя бы десять фунтов»[52].

У нас была еще одна встреча – на этот раз с моим агентом и главой студии, Эдриан тоже присутствовал. Я попыталась объяснить ему:

– Ты не знаешь, о чем просишь меня, ведь это все равно что заставить наркомана принимать наркотики.

Я сделала все возможное, чтобы он воспринял мое противоборство и понял, как для меня важно не чувствовать себя во время постельных сцен неловко – мне просто необходимо быть стройной, чтобы чувствовать себя комфортно голой перед камерой. В итоге Эдриан очень неохотно, но уступил. По правде говоря, это был его фильм, и он хотел, чтобы главная героиня выглядела немного пухленькой и чувственной, тогда как я себя видела легкой и стройной, как балерина. С одной стороны, это мое тело, с другой – это его фильм. После этого в наших отношениях с Эдрианом возникла некая напряженность, даже враждебность – я не хотела, чтобы он победил, но процесс уже был запущен, и это только вопрос времени, когда моя потребность угодить другим будет бороться с моим желанием быть худой. В самой первой сцене, которую мы снимали для фильма «Непристойное предложение», я кружилась в нижнем белье на кровати, усыпанной деньгами.

Я знала Гленн Клоуз, и она предупредила меня, что Эдриан во время съемок постельных сцен был странным. Гленн рассказала, что, пока снимали любовную сцену с ней и Майклом Дугласом для фильма «Роковое влечение», он все время на весь лофт выкрикивал разные непристойности, чтобы как-то подбодрить актеров. И Гленн не преувеличивала. Эдриан был настоящим вуайеристом – и это одна из причин, по которой его картины получаются такими притягательными и эффектными. На съемочной площадке это выглядело очень странно: он не переставал что-то говорить нам – нет, практически кричать, – пока мы снимали эротические сцены. Например, он выкрикивал: «Гребаный похабник! О боже, у меня от этого стояк! Давай, возьми его за член!» Сначала было жутко – парень с длинными волосами, похожий на британского рокера, весь потный и возбужденный, кричит о стояках. Но как только я привыкла, то увидела в этом свои преимущества. Эксцентричность Эдриана отвлекала меня от собственной неловкости. И как только я поняла, что его возгласы не обязательно исполнять буквально, сниматься стало очень весело, особенно когда он вскрикивал что-то за кадром, а мы с Вуди пытались изобразить страстное желание. На самом деле, когда я увидела конечный результат работы Эдриана, то пришла к выводу, что все получилось великолепно. Конечно, я не должна была надеяться на выполнение соглашения, но в фильме и не было ничего такого, что бы меня смущало или выглядело слишком пошлым. Он снимал фильмы с легкой эротикой, а не с грязным сексом.

Однако съемки были очень тяжелыми. В Лас-Вегасе они проходили с четырех утра до четырех вечера, поэтому я вставала в час тридцать ночи, чтобы в два начать тренировку. Я бегала, каталась на велосипеде и тренировалась в спортзале гостиницы «Мираж». После этого в самый последний момент залетала в душ, делала прическу и макияж, а по вечерам заботилась о своих маленьких девочках, которых я привезла с собой вместе с няней и тренером. Следующей ночью я вставала в час тридцать, и все начиналось сначала.

Мой вес настиг меня в середине съемок, когда мне показалось, что я заболеваю гриппом. Эдриан собрался отправить меня на больничный, но я отказалась – не хотела, чтобы из-за меня прерывали съемки, тем более что я помнила, как мне создавали образ человека, «доставляющего сложности». Несмотря на мои возражения, Эдриан вызвал врача, чтобы тот осмотрел меня, и оказалось, что это не грипп, а легкая пневмония. На этот раз у меня не было выбора, как и у Эдриана. От моего имени он взял страховой день – а это то, чего актеры никогда не хотят иметь в своем послужном списке.

Приехала бригада медиков, мне ввели внутривенно антибиотики. Я сразу почувствовала себя лучше, но переживала о приостановке своих тренировок. Пришлось немного расслабиться, хотя для Эдриана этого было недостаточно. Всякий раз, когда он видел меня в кроссовках или на велосипеде, выражение его лица выражало неодобрение, если не сказать отвращение, и как бы я не старалась не обращать внимания, это начинало меня раздражать. Под конец съемок фильма ему все же удалось повлиять на меня, и в результате я набрала вес, который он изначально от меня требовал. Я чувствовала себя очень неловко – это было заметно в последних сценах, которые мы снимали для фильма, где я была в кремовом платье, из-под которого немного выпирал «животик». Помню, Эдриан подошел ко мне, когда мы смотрели дубли, и сказал об этом. Я ответила:

– Не говори мне больше ни слова о моем теле.

Как бы мы с Эдрианом не бесили друг друга, должна сказать, что никогда еще я не снималась так красиво. В «Непристойном предложении» все выглядело солнечным, как будто мы сами светились изнутри. Вообще, освещением занимался оператор-постановщик, но Эдриан все равно приходил и переделывал все так, как ему нужно. То, с каким вниманием он относился к освещению и повествованию, поражало. Он тщательно просматривал все, вплоть до каждой детали костюмов. Помню, я предложила свое черное шелковое платье для первого «свидания» моей героини и героя Редфорда, и Эдриану оно очень понравилось. Ему хотелось сделать эту встречу максимально элегантной, несмотря на то что моя героиня буквально стала девушкой по вызову. Он намеревался создать романтичную обстановку со всем шиком, она должна была выходить за рамки их сделки и казаться зрителям привлекательной. Эдриан даже попросил Херби Хэнкока[53] играть на пианино у персонажа Редфорда на яхте, пока мы медленно танцевали во время этой сцены. (Во время танца я думала о культовом моменте в фильме «Встреча двух сердец», где Барбара Стрейзанд своей рукой в перчатке убирает волосы с глаз Редфорда. Нелегко вести себя непринужденно рядом с легендой экрана, хотя во время съемок Редфорд был сама любезность.) Вот так на место Эдриана-пошляка пришел Эдриан-романтик. Он был настоящим перфекционистом, который знал, чего хочет. Несмотря на то, что мы сильно спорили по поводу моего тела, не думаю, что он на самом деле был грубым. Эдриан просто хотел получить желаемое. Хорошие режиссеры поступают именно так.

В апреле 1993 года фильм вышел в прокат, и только за пять дней его сборы составили 24 миллиона долларов. Невзирая на то, что картину обругали критики и феминистки, которые возмущались, что мою