– Да-а-а… То, что он малюет, – это пошлая идиотчина, замешанная на его извращенческих комплексах. Как таких дегенератов наш Минкульт вообще пускает в Россию?!! – Увлекшись разговором, Гуров произнес эти слова достаточно громко.

– Простите! Вы считаете великого Джереми Шэпли пошлым идиотом?!! – неожиданно донесся до них возмущенный женский голос от соседнего столика справа.

Оглянувшись, опера увидели двух молодаек, которые только что там разместились, чтобы подкрепиться диетическим салатиком и чашечкой кофе. Хотя, если по совести, судя по их чрезмерно угловатым формам, им куда больше подошла бы хорошая свиная отбивная и большая тарелка жареной картошки. Пронизывая «хулителей прекрасного» негодующими взглядами, дамочки гневно затараторили о «ретроградах, могильным камнем лежащих на пути современного искусства». Это было настолько неожиданно, что опера, не выдержав, невольно рассмеялись.

– Сами-то вы хоть раз там были? – окинув их сочувственным взглядом, поинтересовался Лев.

– Да, были! – с вызовом объявила вторая из «актуалок», поддевая вилкой порцию капусты. – И даже купили один из его шедевров!

Стас издал язвительное «Ха-ха!» и саркастично парировал:

– Было бы чем гордиться! Да он сам свои «художества» не считает искусством. Откуда я это знаю? Моя знакомая не так давно слышала его разговор с одним из своих приятелей – она хорошо владеет английским, но он-то этого не знал, поэтому говорил «открытым текстом». Так вот, над теми, кто «тащится» от его мазни, Шэпли попросту потешается и считает их недалекими лохами. – Он победоносно взглянул на поклонниц «задописца», которые на какое-то время даже утратили дар речи от подобной «крамолы».

– Это ложь! Я этому никогда не поверю! – взвизгнула первая. – Это злостная клевета на гения!

– А кто сказал, что он гений? – изобразил Стас нахальнейшую из своих улыбок.

– Об этом все говорят! – голосом бывалой митингантки выпалила вторая.

– Как это – «все»?! Вот мы двое считаем, что Шэпли – пошляк и полная бездарность. Значит, уже не все!

– Согласна! – неожиданно поддержала их интеллигентного вида особа, сидевшая чуть поодаль. – То, что он рисует, – полный декаданс. Это не культура, а антикультура.

– Шэпли – козел! И все то, что он мазюкает, – полный отстой и тупая гомосятина! – включились в дискуссию трое парней, по виду студентов, сидевших за столиком слева.

Заговорили и некоторые другие, выказывая свое неприятие «современного искусства», в том числе и состряпанного Шэпли. Лишь один худосочный юнец, вскочив со своего места, пропищал насморочным голосом:

– Шэпли – гений! А тот, кто думает иначе, – деревня тупорылая!

– Чего-о-о?! – решительно поднялся из-за своего столика один из студентов – мускулистый крепыш в клетчатой рубашке. – Я тебе, чмо гомосяцкое, ща покажу «деревню тупорылую»!

Испуганно пискнув, юнец проворно выскочил из кафе. Донельзя возмущенные «актуалки» тоже поднялись и направились к выходу, исходя эмоциями.

– В жизни больше не придем в этот быдлятник! – кипятилась первая.

– Была немытая Россия, немытой и осталась! – подхватила вторая.

– Сами-то сначала грязь из-под ногтей почистите, «аристократки» с помойки! – бросил им вслед таксист, сидевший у самого входа.

Покончив с обедом, пошли в свою «контору» и приятели, обмениваясь впечатлениями от встречи со столь ярыми поклонницами «светила современного искусства». Крячко снова вернулся к теме визита Льва на вернисаж Шэпли. Вкратце рассказав о состоявшемся разговоре с художником-халтурщиком, Лев особо отметил:

– Пока с ним разговаривал, ни на минуту не оставляло ощущение, что выставка его «шедевров» – это всего лишь повод приехать сюда. Ну, понятное дело, на здешних недоумках бабла срубить. Но главная причина его приезда в Москву – совсем иная.

– Раритет… – понимающе кивнул Стас.

– Именно! Кто-то за бугром очень хочет его заполучить. О-о-чень! Поэтому я специально сделал вброс информации, которая могла бы выбить Шэпли из колеи. И, в общем-то, это удалось. Как я понял, для него крайне неприятным «сюрпризом» оказалось то, что Фэртон даже не помыслил известить его о смерти Дебирэ, а также о том, что раритет у него на руках. Но его, можно сказать, добило мое известие, что у Фэртона грабители папирус отняли, – Шэпли был ошарашен так, как будто получил в лоб кувалдой. Теперь он, надо думать, начнет предпринимать какие-то активные действия. Ну, а мы за ним проследим. И если он вдруг раньше нас выйдет на след раритета, то… То тогда нам надо будет просто вовремя среагировать. Кстати, с этими же целями я встретился и с Локсом.

– Ты и с Локсом встречался?! – удивился Стас. – Во даешь! И о чем же вы с ним толковали?

– Этому жулику я подал себя как насквозь коррумпированного типа, жаждущего урвать кучу денег, чтобы купить себе генеральский чин и место начальника Главка, – усмехнулся Лев. – Это его так восхитило, что он чуть ли не мурлыкал от радости.

Весьма сжато изложив свою беседу с Локсом, он добавил, что намеревается решить через Орлова вопрос о «прослушке» телефонов Шэпли и Локса. И тут же телефон в его кармане выдал бессмертное: «Как хорошо быть генералом!»

– Петру-у-ха! – в один голос воскликнули опера и рассмеялись.

Орлов, поинтересовавшись, где в данный момент может находиться Крячко, и услышав, что тот совсем рядом, распорядился обоим немедленно зайти к нему в кабинет.

– Ща начнет: какие у вас ве-е-рсии? Где подозрева-а-емые?.. – пробурчал Стас, шагая по коридору.

– Да, где-то что-то у кого-то засвербело. Не иначе, господа научные работники заворошились… Они сначала папирус на дух не хотели принимать, а теперь, наоборот, массово прониклись к нему самой нежной любовью. Ну и, как видно, то и дело начали названивать Петру… – предположил Гуров.

Глава 8

Когда напарники вошли к Орлову, то увидели в его кабинете интеллигентного вида гражданина, который о чем-то доверительно беседовал с генералом. Как оказалось, это был президент некой Общественной академии, называющейся «Историческое достояние», которая существует как независимая некоммерческая общественная организация, занимающаяся исследованиями в плане восстановления «белых пятен» нашей отечественной истории. Обменявшись рукопожатием с гостем Орлова, который назвался профессором Звездопольским Анатолием Викторовичем, опера по просьбе своего приятеля-начальника вкратце рассказали о ходе работы, разумеется, не вдаваясь в особые подробности.

Выслушав их, Звездопольский огорченно вздохнул.

– Видите ли, мы еще в прошлом году слышали про этот папирус, но наша академия далека от египтологии, – пояснил он. – Наша сфера – история России, от самых древних