«людей в черном» тут же куда-то умчался, а второй стоял столбом, как видно, не зная, куда деть свои руки. Но, судя по всему, решив как-то разрядить ситуацию, он изобразил стопроцентно «американскую» улыбку и вежливо поинтересовался:

– Как вам эта экспозиция?

– «Великолепная»! – с саркастичным «восхищением» Лев покачал головой. – Особенно восхитило полотно с чирьем на заднице.

– О, вы имеете в виду «Бойл»? Да-а-а… Это – что-то! Между прочим, его собирается приобрести одно из наших столичных министерств! – со значением в голосе поведал его собеседник.

– Надо же! – снова «восхитился» Гуров. – Если это ведомство экономического блока, то полотно с задницей запросто может стать иллюстрацией того, в каком именно месте рискует оказаться наша экономика при таких министерских ценителях «прекрасного»!

Не выдержав, парень приглушенно фыркнул и, зажимая рот рукой, затрясся от неудержимого, беззвучного хохота. Спешно примчавшийся его напарник, с удивленным осуждением взглянув на происходящее, доложил Льву, что «мистер Шэпли» ждет его в своем кабинете. Они прошли через одну из малоприметных дверей, проследовали по не очень длинному коридору и оказались перед дверью, на которой была прилеплена одна из рекламных афиш. Осторожно постучавшись и заглянув внутрь, охранник что-то спросил на «нижегородско-английском» и, распахнув перед Львом дверь, уже по-русски объявил:

– Прошу!

Джереми Шэпли оказался щупловатым, хотя и высоким гражданином лет сорока с изрядным «гаком», с супероптимистичной улыбкой на лице и козлиной бородкой. Одет он был в тонкий свитер и джинсы. Как с первого взгляда успел заметить Гуров, обстановка в кабинете «великого художника» была достаточно претенциозной, но без особого вкуса. Поприветствовав американца типично американским: «Хау ду ю ду, мистер Шепли!» и услышав в ответ то же самое, Лев показал ему свое удостоверение и представился по-английски:

– Полковник Лев Гуров, Главное управление уголовного розыска.

Издав недоуменное «О-о-о!», американец пригласил его сесть в кресло и поинтересовался причинами визита «мистера полковника».

– Мы занимаемся расследованием дела о смерти гражданина Франции Анри Дебирэ, который умер вчера после обеда в гостинице «Московский уют» за два часа до того, как должен был вылететь из Шереметьево в Париж. Вам такой человек был знаком? – Лев окинул своего собеседника изучающим взглядом.

Супероптимистичная улыбка Шэпли тут же трансформировалась в растерянно-кисловатую, глаза забегали, и он поспешно замотал головой.

– Нет, нет, это имя я слышу впервые.

– Но уж со своим-то соотечественником, мистером Фэртоном, вы наверняка были знакомы?

Окончательно растеряв свой оптимизм, художник неохотно кивнул:

– Йесс… Я видел его всего пару раз – он приходил ко мне на выставку. Простите, а каким образом мистер Фэртон мог быть связан с тем, что случилось с Дебирэ?

Лев, безмятежно улыбаясь (что, как он заметил, его собеседника повергло в нешуточную тревогу), охотно пояснил:

– Так смерть Анри наступила в момент его любовных утех с Фэртоном. Они же были… гм-гм… «мужем» и «женой». Или вам это неизвестно?

– Нет, я не знал! – поспешил уведомить Шэпли и с некоторой нервозностью взглянул на настенные часы.

Чувствовалось, что он ждет не дождется конца этого не вполне приятного разговора. Делая вид, что ничего этого не замечает, Гуров продолжил:

– А Фэртон вам ничего не рассказывал про некий раритет, который Дебирэ похитил в квартире профессора Дорынова? Это папирус, содержащий иероглифический текст времен первых фараонов Древнего Египта.

У Шэпли при этих словах нервно дернулась щека, но он изобразил оптимистичное безразличие, вроде того: «Ну а мне-то что до этого? Поду-у-у-маешь!..», и сказал вслух:

– Тема очень интересная, но какое она может иметь отношение ко мне? – На лице американца промелькнула язвительная усмешка.

– Какое отношение? – переспросил Гуров, ответив ему точно такой же усмешкой. – Насколько мне известно, вы с Фэртоном обсуждали эту тему, варианты того, как раздобыть папирус.

– С чего вы это взяли? – напрягся Шэпли.

– У меня есть свидетель, который слышал ваш разговор. Но суть вопроса вот в чем… У Фэртона минувшим вечером пока еще не установленные нами грабители отняли футляр с папирусом. Нам их нужно найти. Поэтому меня интересует, кто еще хотел бы заполучить этот раритет. Вы не знаете?

Судя по реакции художника, известие об ограблении Фэртона застало его врасплох. Видимо, тот ему о случившемся почему-то не сообщил. Складывалась занятная ситуация: насколько можно было понять на основе ранее полученной информации, Фэртон и Шэпли в деле добычи раритета были, можно сказать, компаньонами и работали на одного хозяина. При этом художник по рангу в их дуэте явно был старшим. Тем не менее Фэртон не счел нужным известить его об утрате раритета. Почему? Занятная ситуация…

– А что вы можете сказать про Джереми Локса? – спросил Лев, поднимаясь с кресла.

Как видно, уже поняв, что с этим опером словесная игра в «кошки-мышки» бессмысленна, Шэпли, недовольно скривившись, ответил уже без всяких умолчаний и иных выкрутасов:

– Он не джентльмен! Он – человек, не имеющий и намека на честь… Кстати, контактов с ним у меня нет – в этом помочь вам не могу!

«А сам-то ты хоть какую-то честь имеешь? – мысленно сыронизировал Гуров. – Тоже мне, «чистейшей воды джентльмен» выискался…»

– Ничего страшного, мы и сами кое-что умеем! – сдержанно улыбнулся он. – Мне, пожалуйста, телефончик свой назовите. Вдруг надумаем купить у вас одно из ваших замечательных полотен?

Уловив в интонации его голоса едкую подначку, Шэпли угрюмо протянул ему свою визитку. Поблагодарив за «приятную беседу», Лев попрощался и вышел из кабинета, всей спиной ощущая нацеленный в нее недружелюбный и колючий, как бурав, взгляд «великого художника». Выходя из выставочного зала, он обратил внимание на то, что картина «Бойл» со своего места исчезла. Судя по всему, нашелся-таки «истинный ценитель прекрасного», который выложил за задницу с чирьем нехилую пачку денег.

Сев в машину, Гуров созвонился с информационщиками и попросил их срочно найти координаты Джереми Локса. Еще во время беседы с «великим художником» Шэпли ему вдруг пришла неожиданная мысль, что обязательно надо бы встретиться и с этим «неджентльменом». Разумеется, каких-либо зацепок к тому, чтобы попытаться раскрутить этого дельца на откровенность, у него не было. Но Лев интуитивно понимал: надо хорошенько расшевелить весь этот окопавшийся в Москве иноземный гадючник, чтобы он задвигался, начал проявлять какую-то активность и появилась возможность определить, кто