чтоб ноги моей там не было. И даже никто слушать не желал, что я поступать, как все, хотела.

Нет, ну я-то… Мне ж палец в рот не клади… Я же у того охранника вырвалась, да и всё тому с двумя звёздочками и высказала!

— И что ты сказала?

— Что поступать пришла, и что я умнее всех их, вместе взятых… И вообще, любого преступника вычислить могу! Мне даже учиться не надо, ей-богу! А пришла туда только потому, что знаю, что без корочек на работу в следователи не берут.

Моди распалилась, с обидой рассказывая, что её словам даже не внимали. Им заранее было всё равно, что она скажет. От обиды она решила доказать, что действительно годится на следователя, но сделала ещё хуже. Кому понравится, когда при всех тебя ходоком назовут и про бесплодие расскажут. На этом фоне больная печень охранника, которую она посоветовала подлечить и притормозить с алкоголем, казалась уже мелочью.

Модина рассказывала мне свою историю, периодически всхлипывая и взглядом ища поддержки.

— В общем, выставили меня с позором, и даже никто не посмотрел, как я стрелять умею или чего там ещё милицейские должны уметь? — задумывается. — А! Ну, бегаю я ещё быстро! Любого преступника догоню, а они…

— Не сомневаюсь, — ну вот как ей такой сказать, что она неправа?

— Лёва, ну зачем они так? Я же учиться хочу… Лёва, а чего ты так смотришь? Ты же на моей стороне?

— Разумеется, на твоей, — успокаиваю девушку.

Ну, что тут ответишь? В её понимании, в универ сходить, — это как в гости на пирожки зайти. Всё должны разжевать, объяснить, а потом принять.

— Степан где? — вспоминаю того, кто уже давно должен был объяснить Модине, что к чему, и не допустить подобной истерики. Девушка же неплохая, сообразительная. К тому же редкой доброты и отзывчивости. Ну да, эксцентричности и непосредственности ей не занимать, но не объяснить девушке элементарных вещей, чтобы она могла избежать негатива, — жестоко. Если бы Степан с ней поговорил, помог, она бы не пошла туда вот так, чтобы выставить себя при всех идиоткой.

Его молчание лишь утвердило девушку в ошибочных предположениях.

Мы все знали, что Моди собирается поступать. Когда собирались все вместе, она не раз об этом говорила. Я и подумать не мог, что Степан ей ничего не объяснит. У него была возможность не только с ней поговорить, но и нанять для девушки репетиторов из нужного вуза, если уж самому возиться не хотелось, в чём я неожиданно удивлён. Они бы Моди и порядок поступления объяснили и уровень знаний оценили, да самое элементарное, — по форме одежды посоветовали. Я видел паспорт Моди. Записана как русская, с русской фамилией, — Антипова. С фотографии смотрит красавица, совсем без косметики, в строгой белой блузке и тёмном пиджаке.

— Лёв, ты чего задумал? Зачем тебе Судьбинушка? — тонко чувствует мой настрой Моди.

— Поговорить.

— Ты это брось! Лучше скажи, по твоим меркам они там справедливо со мной?!

— Несправедливо.

— Вот и я о том! — благодарно смотрит на меня.

— А тот мужчина в погонах, ничего тебе не сказал о сроках поступления?

— Сказал?! — возмущённо фыркает. — Да он вообще говорить не умеет! Только командовать. Заявил, что я не вовремя и не по адресу. Ещё и народ похихикал, что вокзал на другом конце города. Нашлись, судьи…

— То, что ты не вовремя он прав. А то…

— Это почему ещё я не вовремя?! — зацепилась она, прервав меня на полуслове.

— Никогда не интересовался этой темой, но насколько я слышал, там чуть ли не в феврале нужно подавать заявление, а потом, если не ошибаюсь, какие-то психологические тесты на профпригодность до вступительных экзаменов проходить. Думаю, тебя на профпригодность по внешнему виду отсеяли.

— Вот сволочь! — восклицает она.

— А вот то, что ты не по адресу, я бы с ним поспорил. Уверен, что он глубоко ошибся, дав оценку лишь по твоему внешнему виду.

— А что не так с видом-то? Ну, цыганка я… И что это ему обо мне путного сказало?! Он, вообще, на морду не русский, хоть и при форме! Я ж не придираюсь! К тому же я ж издалека приехала, могли бы и посмотреть, чисто по-человечески. Потом бы их бумажки заполнила… — надувает щёки.

— Сегодня при любом раскладе тебя бы не стали экзаменовать.

— Это ещё почему!? — снова искренне возмущается. Похожа на надутого промокшего под холодным дождём воробья, отчего в груди вновь защемило.

Я эмоционально устойчив. Без этого качества в моём мире не выжить. Слишком часто женщины выбирают тактику: давить на жалость, обманываясь моим внешним дружелюбием, но… это же Моди… Она…

Перевожу дыхание. Прежде всего нужно донести до неё те самые, элементарные вещи, которые должен был объяснит ей Степан.

— Дело не в тебе. Всё потому, что для всех абитуриентов, независимо от возраста и места жительства, существует определённые правила и сроки поступления. Это закон, и учебные учреждения ему следуют. Понимаешь?

— Понимаю, — выдыхает, а в глазах вместо новой волны возмущения, благодарность. — Вот ты — человек, объяснил! Сказал, и понятно сразу. А они… — прерывисто вздыхает.

— Неужели ты ничего в интернете не нашла про поступление? — Сжимаю зубы, стараясь скрыть настоящие эмоции. Слишком сильно захватили. Ярость лишь мешает здраво мыслить, но Степан, в конце концов, хотя бы это должен был ей сказать?! — По телевизору какая-то информация могла мелькать… — Не стал спрашивать про Степана, усугубляя.

Всё же не в моих правилах в чужие отношения лезть. Даже когда Валя рассказала мне о своих чувствах к другому, далеко не самому лучшему, на мой взгляд, варианту, я не стал вмешиваться. Хотя планировал завоевать сердце этой девушки, которая смогла меня удивить и заинтересовать собой. В отношения Степана с Моди я тем более лезть не стану.

Но… смотрю на Моди, и эмоции бурлят. Даже чувство жалости не могу сдержать. Она хоть и колючая, но как никто другой нуждается в защите. Сегодняшний визит ко мне тому доказательство.

— А чего искать? Все же, как заканчивают школу, — идут и поступают. Я тоже думала, приду, и мне там всё расскажут, покажут, спросят. Посмотрят, к чему я больше способна, в конце концов! А они вон как со мной… Ноги моей там не будет! Сами виноваты!

— Не горячись. Ты взрослая девочка, должна понять, что в любом обществе людей, выделяющихся из массы, сторонятся. Чаще всего от страха перед необычным. Есть очень суеверные люди.

— Да знаю я! Или из брезгливости… Цыганку, что ли, научить пытаешься?!

Усмехаюсь. Снова хорохорится, будто воробушек. От вида